– Ты боишься, что шрам уничтожит твою красоту?
– Да я и не думаю, что особенно красива. Конечно, не дурнушка. Нас таких много, короче. А ты знаешь, каковы люди. Любую мелочь обсмеивают… у того очки, а у этой толстая задница… ну а меня будет шрам…
Марта перечисляла физические изъяны, которые, по ее мнению, уничтожали саму возможность привлекательности у противоположного пола. Страхи, вся нервная внутренняя неуверенность в себе и в жизни, то, что мучает любую молодую девушку, не знавшую пока любви, – все это, прорвав шлюзы самоконтроля, обрушилось на Эльзу. Страх перед шрамом на лице словно открыл их, став ключом, и целое море других страхов вырвалось наружу и затопило все. Эльза слушала монолог племянницы, узнавая и не узнавая ее в этом мучающемся взрослеющем человеке. Она узнавала в ней и себя в молодости, и собственные страхи. О, они оказались не самыми главными. Явился Хуан Карлос, и от них и следа не осталось. Настоящая тоска, настоящий страх приходят ведь после, когда человек теряет молодость и обретает опыт. И понимает, что мечты сбылись лишь для того, чтобы беспощадно наказать его. Человек, на которого он рассчитывал как на избавителя от молодых страхов и неуверенности, станет его палачом и породит новые страхи перед жизнью, а от них уже спасения нет.
– Нет, правда, тетя Эльза, ну кто меня полюбит с уродским шрамом? Ведь чего там дальше притворяться: мы обе знаем, что розовое пятно еще не самое плохое, может остаться глубокий грубый шрам, и его никаким макияжем не скрыть. Я буду меченой. Словно Бог наказал меня за непростительный грех. А я даже не знаю какой.
У Эльзы сердце надрывалось от боли. Словно смотришь на ребенка, который корчится от боли, и не можешь ему помочь. Заклинание всех матерей на свете «Лучше бы это было со мной, а не с ней!» звучало в ее душе.
– Милая моя! Марта, не плачь, пройдет! У всех так – сомнения, тревоги, вылечится, не вылечится… А тут еще ты три дня подряд сидишь взаперти и только думаешь об этом, вот страхи и растут. Послушай, что я тебе скажу: все проходит. Пройдет и это. Причем одно пройдет – другое начнется, и еще неизвестно, что легче. Я вот сегодня не страдаю ни от чего того, что меня мучило в твои годы, но предпочла бы терпеть тогдашние мои беды, а не нынешние. Я все отлично помню, не так уж и давно это было. Чего только я не боялась, господи! Не сдать экзамен или что подружки не примут в компанию, потом – не найти хорошей работы, боялась болезней и смерти родителей… И ничегошеньки из этого меня больше не тревожит. Все быстро закончилось. Экзамены сданы, подружки забыты, правда, одна-две остались, папа в могиле, мама лежит с артритом. Я благополучно работаю, причем платят мне скупо, а загружают безбожно. Все уже произошло, больше нечего бояться.
– Но, тетя Эльза, я боюсь не того, о чем ты говорила.
Эльза остановила ее, мягким жестом закрыв ей рукой рот.
– Тебя страшит одиночество. Боишься остаться одна, опасаешься, что тебя никто не полюбит. Марта, нет человека, который бы этого не боялся. Одни, правда, никогда не признаются, а другие даже не догадываются, что у них есть такой страх, но на самом деле боятся все, все люди. Исключений нет. Это в природе человека. Ты думаешь, я не боялась? Твоя мама не боялась? Да я прекрасно помню, как она, порвав с очередным ухажером, плакала по ночам, повторяя, что ее больше никто никогда не полюбит. Она несчастная неудачница, с ней можно только время проводить.
– Ты серьезно? – Марта вытаращила глаза и впервые за вечер неуверенно улыбнулась.
– Ну, должна тебе по секрету сказать, что сестрица моя была тогда… Но на дворе были восьмидесятые, и легкомыслие выглядело не так, как сейчас. Тебе страшно остаться одинокой? Разумеется. Вот и мне страшно. Но в мои годы труднее найти себе пару, чем в твои. Все, что у меня есть, – я сама и обшарпанная квартирка в Вальекас.
– Отчего вы разошлись, тетя Эльза?
– Идет время, рвутся связи, которые казались прочными, правда становится ложью.
– Но все-таки есть ведь причина? Не разводятся же люди ни с того ни с сего, – настаивала с неосознанной жестокостью Марта.
– Нет какой-то одной причины. Это такая цепь событий – начавшись, она уже не кончается…
– Но все же какое событие переполнило чашу твоего терпения?
– Твой дядюшка держал любовниц.
Циничная фраза оборвала разговор. Повисло молчание. Секрет открылся. Марта сидела неподвижно, как изваяние, подавленная правдой, которую так рьяно вытаскивала на свет. Она бы и отказалась теперь от этого знания, но поздно. Опыт приходит после и вследствие, а не до события.
– Ты меня просто убила, – наконец выдавила Марта.
– А ты представь, каково было мне. И если бы он хоть страдал от недостатка любви дома… но любовь ему была не нужна. Ему был нужен разнузданный секс. А я не пожелала делить постель с толпой незнакомок.
– Да уж, причина для развода серьезная.
– Но и она не единственная. Да, он в конце концов пустился во все тяжкие, пошел по проституткам, но до этого тоже было много всего. Я нуждалась в его поддержке, мы жили трудно, а он… Ты спросишь, зачем терпела? Мы часто закрываем глаза на неприятные вещи, не хотим нипочем верить, а потом уже поздно отбегать в сторону – накрыло волной, и не ты действуешь, а тебя тащит по гальке. Его откровенный разврат был последним ударом. Так сказать, контрольным выстрелом.
– А если бы он не стал так откровенно блудить, ты разошлась бы с ним?
– Как часто я себя об этом спрашиваю… Думаю, я рада своему одиночеству. Освобождению. Я выиграла у жизни немного времени и независимости. Мне трудно, но это я живу и это моя жизнь.
Марта пылко бросилась на шею Эльзе, и они обнялись и какое-то время сидели молча.
– Эльза! – Марта впервые назвала ее по имени, не добавив «тетя». – Ты как думаешь, встретим мы с тобой своих мужчин?
– Про себя не знаю, а вот за тебя уверена, – ответила та.
Племянница выскользнула из ее объятий и посмотрела Эльзе в лицо.
– А я считаю, что ты встретишь наверняка. – И поцеловала в щеку.
Обе чувствовали себя теперь увереннее, бодрее. Узнать о чужих страхах, понять свое сходство с другими – это уменьшает нагрузку одиночества, придает сил.
– Он должен быть настоящим мужчиной, правда, тетя Эльза?
– Это зависит от тебя.
– Как?
– От того, настоящая ли ты красавица!
Обе рассмеялись – уже не как старшая и младшая родственницы, а как равные. Как сестры или подруги. Как друзья.
Глава 9
Роща
Утром Давид вышел на улицу, подальше от любознательных перламутровых ушек Сильвии. Воспользовался тем, что она сидела в старинной смешной ванне на золоченых львиных лапах, покрытая пеной, и ускользнул. Он напряженно вслушивался в гудки своего мобильника. Переадресация вызова… устанавливалась связь с Мадридом. Давид звонил шефу.
