– Красногорская я, – доверительно начала Катя. – Так получилось, что мне посреди лета отпуск нежданно дали. Знаю, что кто сдает на лето дачу, уже с весны сдал. И все же хожу вот, смотрю. А вдруг повезет.
– Гиблое дело, – заверила ее женщина. – Зря только время тратишь. Мои так уже пятый год ко мне приезжают. И у многих здесь так.
– А я, например, только что одну пустую дачу видала, – возразила Катя.
– Это где ж такая?
– Да вон там, за углом. Дома через три от вас.
– Трошиных, что ли?
– Я не знаю, чья она.
– Этот дом уже четвертый год одна и та же пожилая пара снимает. С ранней весны и до поздней осени живут, чуть не до заморозков. Все воздухом нашим хотят впрок надышаться.
– Жаль. А мне показалось, там нет никого.
– Так это они на две недельки в Сочи укатили. К сыну. Так что, милая, и эта дача занята. Держи свой букет.
– Спасибо. – Катя взяла цветы и расплатилась.
– В воду аспиринчику добавляй. Чтоб дольше стояли, – уже вслед ей крикнула женщина.
Еще издали Катя заметила, что лавка, на которой недавно сидели алкаши, пуста. «Козлы. Наверняка за водкой поскакали», – усмехнулась она. Возвратившись на станцию, Катя съела горячий беляш с лотка, отыскала свою машину, и, бросив букет на сидение, включила зажигание. «На две недельки, говоришь. Тем лучше.»
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
На следующий день, когда в домах уже выключили телевизоры и погасили свет, Катя снова прибыла в Новые Мытищи. Ночь летом короткая. Темнеет поздно, часам к 11, а светать начинает уже с трех. Так что времени в распоряжении Кати было не так уж много. Редкие фонари тускло освещали улицы, иные не горели вовсе. Ее «Ауди», при всей своей поразительной мягкости, тяжело преодолевала сельские ухабы, подпрыгивая и переваливаясь.
Не без труда отыскав в темноте пустырь со скошенной травой и, убедившись, что кругом нет ни души, Катя туго набила сеном большущую полотняную сумку и сунула ее в багажник. Почуяв постороннего, во дворах залаяли собаки. Она поспешила отъехать от пустыря. Остановилась Катя не у дома Трошина, а за углом, в густой тени развесистой липы. И дом, и сарайчик, равно как и всё вокруг, были погружены во мрак.
Вытащив сумку и пластиковую канистру, Катя направилась к калитке, кренясь от тяжести набок. Она старалась держаться поближе к заборам, чтобы ее не было видно, отчего ободралась в кровь об кусты шиповника и пару раз чудом не упала, подвернув ногу.
Слабо скрипнула под ее рукой вертушка на калитке, и Катя уже внутри. Остановилась, прислушалась. А вдруг на ночь выпускают дворового пса? Нет, все было тихо. Она поставила канистру на землю, вытряхнула содержимое полотняной сумки под стену дома и, стараясь двигаться бесшумно, принялась перетаскивать из общей кучи наколотые дрова – те, что полегче и с корой – выкладывая их поверх сена. Затем облила все это привезенным с собой керосином, а остатки вылила дорожкой, под прямым углом к куче, смастерив себе тем самым своеобразный бикфордов шнур. Подкравшись к сараю, Катя нащупала под крышей то ли гвоздь, то скол доски и повесила на него сумку, перекрыв ею крохотное оконце.
«Чтобы свет спать не мешал», – усмехнулась она.
Все было готово. Оставался заключительный аккорд. Она чиркнула спичкой и бросила ее на край керосиновой дорожки. Огонь, почуяв добычу, резво побежал навстречу ожидавшему его пиршеству. А Катя, не менее резво – к калитке, за угол и в машину.
Попетляв по поселку, она остановилась на соседней улице, снова спрятав машину под деревом. Открыла люк над головой, выключила мотор и стала ждать, наблюдая за обстановкой. Долго ждать не пришлось. Ноздри ее уловили запах гари и дыма. Сначала над крышами домов, над черными кронами деревьев возникло алое зарево, а потом в небо взвились языки пламени. Они плясали так весело, так неистово, что даже Кате стало в какой-то момент не по себе.
Послышался вой пожарной сирены. Катя знала, что спасти горящий дом практически невозможно. Пожарники, как правило, ждут, когда он прогорит до тла, направляя все свои усилия на то, чтобы не позволить огню перекинуться на соседние строения. Включив мотор, она медленно проехала совсем близко от растревоженной ночным происшествием улицы. Гигантский фейерверк, озаривший всю округу. Две здоровенные пожарные машины с лестницами наперевес. Пожарники в касках со шлангами в руках. Беспорядочно мечущиеся, полуголые люди, высыпавшие из своих домов. Зрелище эффектное и впечатляющее. Катя с удовольствием вышла бы из машины, чтобы получше все разглядеть. Но с минуты на минуту здесь наверняка появятся блюстители порядка. А ей привлекать к себе внимание совсем ни к чему.
Прежде чем покинуть устроенный ею театр, она взяла фотокамеру, вылезла наполовину из люка и сфотографировала величественную пляску огня в ночи.
Просматривая на следующий день свою электронную почту, Ломов прочел короткое послание: «Тем, кто пока остался: С воронежским приветом № 2.» Когда его телохранитель не вышел на работу, он понял, что с ним что-то произошло, и послал Сашка в Мытищи проверить. Вернувшись, тот с мрачным видом сообщил, что на месте дома и пристройки осталось лишь одно дымящееся пепелище. Что стало с жившими там людьми, он не знал. Ломов собрался было устроить своему работнику разнос, что он-де даже простое поручение до конца выполнить не может, что ему следовало узнать, жив ли Борис. Но Сашок лишь пробурчал, что ему сейчас ровным счетом ни до чего нет дела. При этом он одарил босса таким испепеляющим взглядом, что тот, примирительно похлопав его по плечу, поспешил сказать:
– Прости, брат. Прости. Ты вот сюда посмотри! – Он ткнул пальцем в экран компьютера.
Сашок взглянул, прочел и выругался.
– Выходит, пожар у Трошина тоже ее рук дело?
– Выходит. Пока мы тут ушами хлопаем, она времени даром не теряет. Гони-ка, Сашок, обратно, в Мытищи. Я сам хочу взглянуть.
«Не зря говорят, что преступников тянет к месту преступления», – подумала Катя, осторожно объезжая колдобины.
Оставив машину на улице, перпендикулярной Лесной, она направилась к дому Трошина. Вернее, к тому, что от него осталось. Одета она была так же, как и в первый день – в платье в горошек, панаму и босоножки. Поравнявшись с георгиновым садом, подумала с минуту и, облокотившись о забор, громко позвала:
– Хозяйка! Есть дома кто?
Уже знакомая ей женщина появилась на крыльце.
– Чего тебе, милая?
– Да цветы ваши уж больно хороши. Я тут с утра опять дачу искала, а потом подумала, не купить ли мне у вас еще букет. Сегодня вечером к подружке на день рождения иду. Пригодился бы. Если не возражаете.
– Чего ж тут возражать. Лишних денег, говорят, не бывает. Каких тебе? Опять гладиолусов?
– Лучше георгины. Вон те, махровые, с белой каемочкой.
Вооружившись ножницами, женщина спустилась в сад.
