– То подтвердила бы, что добрых людей умирает больше, – перебил Людмилу супруг.
– Доброму человеку даже самый жестокий судья не дает большого тюремного срока, а «жизнь – есть ложь и тюрьма». Не мной сказано, а Достоевским.
– Намек поняла. Знаешь, Битюгин, я спать пошла, – и Людмила демонстративно удалилась в спальню.
* * *
Утром в кабинете профессора Битюгина раздался телефонный зуммер. Звонил вчерашний лектор, Лялькин.
– Здравствуйте, Лев Петрович. Что же Вы не предупредили меня, что будете присутствовать на моей лекции? Да еще и на диктофон записывать.
Упоминание диктофона смутило Битюгина: он был уверен, что никто, даже сидящий с ним журналист, этого не заметил. Поэтому как-то сам собой выскочил вопрос:
– Откуда вы, голубчик, узнали о магнитофоне? Как вам удалось разоблачить стариковскую хитрость? – и тут же, чтобы сгладить неловкость, спросил: – Я что-то плохое сделал?
– Да, нет. Ничего «плохого» Вы не сделали, Лев Петрович, но профессора медицины не так часто интересуются нетрадиционными представлениями о мире. Чтобы снять вопросы, скажу, что мне о вас много рассказывал наш общий знакомый, журналист телестудии «Апекс» Павел Сергеевич Колотушкин. Он представил вас, как человека нестандартно мыслящего. Я полагаю, что нам есть что обсудить.
Договорились встретиться в третьем часу дня в кабинете профессора.
* * *
Лялькин вошел в кабинет и протянул руку для приветствия, и что-то кольнуло профессора, что-то неясно предупредило его, но интеллигентская привычка, тактичность оказались сильнее чувственного предостережения, а потом – захватило и понесло.
Лялькин оказался интересным собеседником. Его познания в области квантовой физики и теории относительности Эйнштейна как-то не вязались с обликом закоренелого кержака, вышедшего к свету из глубин лесов Горной Шории.
Рукопожатие Лялькина было крепким, а нажатие большого пальца на тыльную сторону ладони чувствовалось и после ухода собеседника. Битюгин не раз и не два в течение беседы непроизвольно потирал это место.
После общих фраз Лялькин спросил:
– Вы мою лекцию, наверное, по полочкам разложили? – и не дожидаясь ответа Битюгина, уточнил: – Это очень поверхностное изложение существа дела, так сказать, для публики, – и тут же процитировал апостола Павла из «Послания к Коринфянам»: – «Мудрость же мы проповедуем между совершенными».
– Вот как? – удивился Битюгин. (Удивился потому, что услышал цитирование из Евангелия. Нужно сказать, что Лев Петрович, несмотря на свое недавнее крещение, не был силен в религиоведении, хотя и читал Евангелие). – Это что: еще одна неохристианская секта?
– Мир един, а описание его различно. Существующий дуализм мира, разделение его на «черное» и «белое», на «добро» и «зло» должно быть изжито и уже изживается.
– Вы тогда, Геннадий Петрович, на лекции, упоминали о какой-то организации…
Лялькин проигнорировал вопрос профессора:
– Вы умный человек, неужели Вы всерьез верите, что Господь создал Вселенную шесть с небольшим тысяч лет тому назад и за это время «племя адамово» успело «наполнить» землю и так согрешить перед Всевышнем, что тот уничтожил всех, кроме Ноя, а потом народ снова расплодился, да не как попало, а по расам…
– Это вопрос веры, – ответил Битюгин, – а вера не нуждается ни в доказательствах, ни в научных обоснованиях. К тому же, как утверждает христианство – дни Бога – это не дни и годы человека.
– Простите за вопрос, профессор: Вы верующий человек?
Вопрос и впрямь был непростым, в каком-то смысле бестактным, но для Льва Петровича еще и мучительным по той простой причине, что он сам не знал точного и однозначного ответа на него. Душа его жаждала веры, а сознание, привыкшее к рационализму, к фактам и логике, все время спрашивала.
– Голубчик, на этот вопрос разрешите не отвечать, – Битюгин встал из-за стола и прошелся по кабинету, собираясь с мыслями.
– Что касательно происхождения рода людского, то в логике существующей научной парадигмы, фактов археологических и так далее нужно признать, что роду человеческому не одна сотня тысяч лет. Но вот, что хочу дополнить к сказанному: наука не может ни доказать, ни опровергнуть основ веры.
– Вы ортодокс, профессор. Между тем была и есть наука, которая все объясняет, все расставляет на свои места. Она древнее писаной истории.
– И что эта за наука такая? – Битюгин попытался вложить в эти слова как можно больше иронии.
– Я бы не взялся вот так, прямо, здесь дать ей название. Вы, профессор, что-нибудь слышали о тайнах ордена тамплиеров и розенкрейцеров?
– Насколько я знаю это, наследники мистиков Востока, порождение крестовых походов христианской Европы. Смесь древних гностиков и еврейских мистиков.
– Зараза, занесенная в лоно истинной религии… – подхватил Лялькин.
– В каком-то смысле, так. – Согласился Битюгин.
– А Вы слышали, о такой секте в России, как голбешники?
Битюгин развел руками:
– Откуда, голубчик!
– Дело в том, что все тайны орденов тамплиеров, розенкрейцеров и голбешников-старообрядцев сходились в одной точке, и эта точка – Тибет.
Он, как хороший актер выдержал паузу и продолжил:
– Эта горная система пережила не один мировой катаклизм. Пережила, по крайней мере, три общемировые цивилизации, и там, в недрах неприступных скал, существует центр, организующий и направляющий нашу цивилизацию.
– Ну, голубчик… это, это с позволения сказать, из области сказок, легенд типа Атлантид, Лемурий, Шамбал. Нынче и Тибет, и прочие места, исхожены, отсняты на пленку, в том числе из космоса…
– Хорошо, а НЛО? А прочие, так называемые чудеса?
Битюгину ничего не оставалось делать, как снова развести руками и тут его посетила мысль – рассказать Лялькину об Адамове. Почему так произошло, Битюгин не мог понять, но так получилось.
Геннадий Петрович с нескрываемым интересом выслушал Битюгина и на минуту задумался. Задумчивость его была вызвана одним обстоятельством: дело в том, что однажды наставник-гуру обмолвился о том, что «инопланетные цивилизации в целях улучшения качества людей, населяющих планету, изберут особую форму воздействия на них».
При этом ссылался на свидетельства «контактеров» и на собственный опыт выхода в астрал, но ничего более конкретного не сказал. Лялькин подумал: что вполне возможно, что рассказ об Адамове имеет какое-то отношение к этому. Он вспомнил расхожую среди оккультистов легенду о «людях-зеркалах» и решил, что не будет особого вреда для него, если расскажет вкратце о ней легенде. Лялькин был тщеславен, и признать, что он чего-то не знает, было бы выше его сил.
– Есть любопытная теория, профессор, которую я вычитал в одной старой книжке. В кратком изложении этой теории о «Человеке-зеркале» утверждается, что люди, практически все, отражают от себя поток эмоций. Но не всю: часть её поглощается самим человеком, рассеивается в нем, в органах и тканях, и, таким образом, скажем так, «излученная» или «испущенная» эмоция угасает.
