— Ну ладно, если другой купите — я не возражаю… — завхоз потупился. — А можно мне такую большую кружку с петухом? Я в одном магазине видел, уж очень петух красивый!
— Будет вам петух! — заверила его Татьяна.
Старыгин тем временем делал ей какие-то странные знаки: подмигивал, двигал бровями, показывал взглядом на завхоза. Поскольку Татьяна никак не реагировала на его мимику, он придвинулся поближе и прошептал одними губами:
— Отвлеки его на несколько минут!
Татьяна чуть заметно кивнула и обратилась к завхозу:
— Вилен Револьдович, у меня к вам есть небольшой разговор.
— Если насчет отопления — так это я сразу однозначно скажу: пока не будет команды от вышестоящих органов, я отопление включить не могу, у меня такого права нет!
— Да нет, я совсем по другому поводу. У вас здесь, я смотрю, очень много свободного места в подвале, так нельзя ли здесь кое-что из моих экспонатов разместить?
— Не положено! — завхоз посуровел. — Сама же говоришь, тут условия неподходящие, сырость и все такое! Твоим экспонантам особые условия требуются…
— А вот там, в дальнем конце, там, по-моему, сухо, а что здесь холоднее, так это даже хорошо…
Она подхватила вяло упиравшегося завхоза под локоть и увела в глубину подвала.
Старыгин, воспользовавшись моментом, приступил к обследованию своей находки.
Первым делом он внимательно ее осмотрел.
Как уже было сказано, многострадальный шкафчик после многолетнего пребывания в подвале и ежедневных чаепитий выглядел не лучшим образом. Он был перекошен, исцарапан и ободран, так что углядеть нарушения симметрии или разницу в отделке не представлялось возможным. Тогда Дмитрий Алексеевич тщательно ощупал стенки и верхнюю крышку секретера, полагаясь на свою интуицию и на чувствительные руки реставратора.
Интуиция предательски молчала, и знаменитые руки Старыгина не чувствовали ничего интересного, кроме многочисленных трещин, вмятин и царапин.
Старыгин почесал в затылке, вздохнул и пригорюнился. Неужели все зря? Неужели его поход во дворец Нарышкиных не принесет никакого результата?
Напоследок он выдвинул верхний ящик, в котором запасливый завхоз держал сахар. Ящик не выдвигался до самого конца, ему что-то, определенно, мешало.
Дмитрий Алексеевич снова опустился на колени и запустил руку внутрь шкафчика, чтобы нащупать, что же не дает ящику выдвинуться.
Внизу, на днище ящика, он нащупал что-то вроде металлической защелки. Повернув ее, он сумел извлечь ящик и отставил его в сторону. Теперь, уже предчувствуя удачу, он вновь по самое плечо запустил руку в образовавшуюся пустоту.
В глубине, там, где только что находилась задняя стенка ящика, он нащупал дверцу.
На этот раз интуиция радостно пела на разные голоса, от дисканта до могучего баса, а в кончиках пальцев ощущалась знакомая вибрация. Такую вибрацию Дмитрий Алексеевич чувствовал, когда под второсортной живописью малоизвестного художника находил шедевр кого-нибудь из великих художников прошлого.
Он ощупал дверцу и почти сразу нашел скрытую пружину, нажав которую сумел проникнуть в тайник.
В руках у него оказался маленький узкий розоватый конверт — точная копия того, что нашли они с Лизой в клавесине. Конверт был хоть и старый, но довольно аккуратный, чувствовалось, что положили его в тайник давно и с тех пор больше не трогали. Словом, он был очень похож на тот, первый. В правом верхнем углу был точно такой же герб, как и на том, — в верхней половине щита орел, снизу решетка, с боков щит поддерживают два льва. Те же буквы внизу — «М» и «Н».
Старыгин перевернул конверт и с первого взгляда понял, что все правильно, он двигается в нужном направлении. Сзади отчетливо виднелась та же надпись по латыни: «Ambitio accola!» — «Ищи рядом!» — и стояла римская цифра три.
И все же сердце Старыгина билось от волнения, когда он извлек на свет божий сложенный вдвое листок старинной желтоватой бумаги. Этот листок тоже как две капли воды был похож на первый, найденный в клавесине…
Старыгин хотел уже развернуть его, но в это время поблизости раздались шаги возвращавшихся Татьяны и завхоза.
— Ну, вы меня убедили, — говорила Татьяна нарочито громко, чтобы предупредить Старыгина о своем приближении. — Конечно, здесь неподходящие условия для музейных экспонатов! Сырость и еще температурный режим…
— А я же тебе говорил! — вторил ей завхоз. — Я же тебе объяснял, что неподходящие. А самое главное — не положено это. А раз не положено, значит, нельзя… Я сколько уж лет тут работаю, приобрел, понимаешь, некоторый опыт, и я тебе скажу как старший товарищ: что не положено, то нельзя!
Дмитрий Алексеевич поскорее спрятал свою находку во внутренний карман пиджака — тем более что если там, как и на первом листке, написаны ноты, то он не сможет прочесть записку без помощи Лизы.
Поблагодарив Татьяну за помощь, он покинул дворец и, разумеется, не вытерпел — прямо на улице, едва отойдя от крыльца, развернул найденный в секретере листок.
Как он и подозревал, это была старинная нотная запись, наверняка продолжение первой: такая же точно пожелтевшая бумага, такие же выцветшие от времени чернила. И этот листок, так же, как и первый, был оборван по краю.
Только если первый листок был оборван снизу, этот был оборван сверху. Значит, это последняя часть записки? Да сколько же их всего-то?!
В душе у Старыгина шевельнулось неприятное предчувствие.
Впрочем, говорить что-то определенное пока что рано: прежде всего следует записать ноты словами, а для этого ему понадобится Лиза.
Мария Тимофеевна собралась на непременную утреннюю прогулку с собачкой, и у нее еще были кое-какие дела. Однако Кузя не вертелся, как обычно, в прихожей, не тявкал нетерпеливо и не разбрасывал всякие мелочи. Мария Тимофеевна присела на табурет, чтобы застегнуть ботинки, и вдруг почувствовала, что за дверью кто-то есть. В свете последних событий следовало быть осторожнее, поэтому она прильнула к «глазку» и увидела, что перед дверью несчастной Амалии Антоновны стоит какая-то женщина и звонит в квартиру.
Женщина была одета во все черное, словно она в трауре, и это навело соседку на мысль, что визитерша имеет какое-то отношение к покойной владелице квартиры.
«Теперь люди-то найдутся, — в раздражении подумала она, — будут ходить, квартиру делить… И где, интересно, они все раньше обретались, когда для старухи в магазин сходить некому было? А может, это Лиза?»
В волнении соседка забыла, что Лиза уже в курсе всего и в квартире ей делать нечего, поскольку с этим паршивцем племянником она уже крупно поговорила.
Женщина в черном, не дождавшись, разумеется, ответа, позвонила еще раз, потом достала из глубин просторного одеяния какую-то бумажку, проглядела ее внимательно, нахмурилась и снова принялась звонить в дверь.
