Рассказывая, Алена ловко зашивала – прямо на себе – разорванное платье. И в этот момент у Тима возникло ощущение, что он уже где‑то видел похожую картину – сидит женщина и что‑то шьет, быстро орудуя иголкой. Только лицо у этой женщины выглядело иначе – значительно старше, чем у Алены.
Ощущение было настолько реалистичным, что Тим отчаянно заморгал, решив, что заснул. И даже ущипнул себя за руку. И лицо – чужое лицо – растворилось в глубине сознания. И он снова увидел лицо Алены – обрамленное длинными белокурыми локонами, с продолговатыми, слегка раскосыми глазами и припухлыми губами.
Честно говоря, в тот момент Тим имел самые смутные представления о женской красоте. Но был твердо уверен в том, что видит перед собой красавицу – единственную и неповторимую. Особенно по сравнению с самками дампов. Э‑э, да чего теперь о них вспоминать?
Поэтому Тим продолжал пялиться на Алену даже после того, как она зашила разорванное на груди платье. Разве дело было в этих штуках , что раньше оттуда выглядывали, заманчиво белея? Тим вовсе не на это заглядывался. И вообще не заглядывался, а так… смотрел, в общем. А куда еще смотреть, когда разговариваешь с девушкой?
Так они и просидели почти час или около того. Пока Алена не закончила рассказ о своих смертельно опасных приключениях.
– Ты думаешь, твой брат погиб? – спросил Тим, чувствуя, что девушка не собирается продолжать разговор.
– Не знаю. – Она тяжело вздохнула. – Сейчас ничего не знаю. И Кыс куда‑то пропал… Мы договаривались с нашими – если что случится – встретиться за Каналом. Там есть разрушенная церковь рядом с Волоколамским шоссе. Может, и свидимся еще… А ты не хочешь о себе рассказать?
Тим пожал плечами:
– А что мне рассказывать? Как я с дампами жил?
– А‑а, – Алена опять зевнула. – Ну да, конечно… Ты что, так ничего и не помнишь? Ну, до того, как попал к «мусорщикам»?
– Нет, ничего. Ну, разве что… Нет, ерунда всякая.
– Может, и не ерунда… Слушай, я хотела твою рану мазью помазать. Сейчас, погоди.
Она обошла вокруг костра и присела рядом с Тимом. Затем, слегка потрогав пальцем его раненое плечо, вытащила из ножен на поясе охотничий нож.
– Это еще зачем? – с напряжением спросил Тим.
– Не бойся, герой, не заколю. Я тут твои обмотки слегка разрежу, чтобы рану обработать. А то они мешают. Не возражаешь?
– Нет, – сказал Тим. Ему было приятно, что Алена за ним ухаживает. Пусть даже и с помощью ножа… Какие у нее прохладные и нежные пальцы…
– Надо бы тебе человеческую одежду подыскать. Но это уже завтра. Может, труп какой попадется… – сказала Алена. – Ну вот, чуток убрала тряпье. А рана‑то у тебя… Хм…
Она замолчала и молчала секунд пять. А то и десять.
– Ты чего, что‑то не так? – спросил Тим.
Алена вздохнула и произнесла каким‑то чужим голосом:
– Да нет, все так… Похоже, что рана у тебя и так затянется, без мази. Вот обмыть бы ее, да воду не в чем вскипятить… Ладно, моя мазь все микробы убивает, обойдемся без воды.
Она достала из сумки небольшую баночку и открыла крышку.
– Это на основе вытяжки из печени рукокрыла… Сейчас будет немного жечь, потерпи… Все, готово.
Алена встала и вернулась к своему месту на противоположной стороне костра. Зевнула. И устало произнесла:
– Тим, я сильно спать хочу. А ты?
– Я не очень, – бодро соврал Тим. Спать‑то он тоже хотел, но… – Ложись, я тебя покараулю. Тут относительно безопасно.
Они устроили ночевку в коридоре, где сначала спряталась Алена, а потом произошла жестокая разборка с мохначами. Тим вытащил из коридора все трупы, разжег костер, и получилось вполне уютненько. Костер потрескивал у дверей в проходную комнату, а с другой стороны в проломе потолка посверкивали звезды. Периодически, когда их не закрывали тучи.
– Ладно, – сказала Алена. – Я засыпаю. Ты буди меня, если что.
И, свернувшись калачиком на полу, тут же уснула…
Тим проснулся от голоса Алены:
– Эй, Тим, пора вставать?
– А? Что‑о???
– Пора вставать говорю, воин. – Она с силой пихнула Тима в бок. – Солнце уже встает, хватить дрыхнуть.
Тим присел и пробурчал, протирая глаза:
– А я что, заснул?.. Я вроде бы у костра сидел.
– Сидел. Пока не уснул. Но ты не переживай. Это, наверное, уже под утро было. Я когда проснулась, костер еще не прогорел.
Тим, наконец, поднял веки и рассмотрел в утренних сумерках Алену. Она сидела рядом с ним на корточках, наклонив светловолосую голову… Значит, ему это все не приснилось. А вот то, что приснилось…
– Проснулся? Ты в порядке?
– В порядке… Скажи, ты ведь не знаешь, откуда я?
Алена ответила не сразу.
– Ну, откуда же мне знать, если ты сам не знаешь? – голос ее звучал как‑то не очень убедительно. – А почему ты спросил? Вспомнил что‑нибудь?
– Не совсем… Когда ты меня разбудила, мне снилось, что я спускаюсь куда‑то вниз. По ступенькам. Долго спускаюсь.
– Один?
– Нет, вдвоем. Кто‑то держит меня за руку. Мужчина. Но лица я не вижу.
– Ну‑у… даже не знаю. Если даже лица не видел…
– Когда спускался – не видел. Но до этого несколько лиц я видел. Человеческих. Одно лицо было мужское, с бородой… Да, с бородой, точно. А еще было женское лицо… Впрочем… Как ты думаешь, это о чем‑то говорит?
– Наверное, говорит, – задумчиво произнесла Алена. – Хотя и так понятно, что ты человек. Мутам, я думаю, другие сны снятся. Возможно, что к тебе возвращается память… Ладно. Как думаешь, зажарим кусок нео перед дорогой? Или ты дампов предпочитаешь? От твоего Гажа тоже можно кусочек откромсать, пока не протух.
Тима передернуло.
– Я не ем мясо нео. И дампов тоже не ем. Тем более – тухлых.
– Уверен?
– Уверен, – сердито сказал Тим.
– А дампы тебя чем кормили?
– Дампы? Ну, кормили чем‑то…
Вправду, а чем он питался у дампов? Какое‑то мясо ему давали. Вернее, кости с остатками мяса…
– Ладно, замнем для ясности. Я неудачно пошутила. – Алена прищурила один глаз. – Я нео тоже не ем. Тем более, гнилых дампов. Хотя, если честно, мохнача при случае можно съесть, если от голода умирать. Мне отец говорил, что нео, это почти что обезьяны – животные, значит. Только разговаривать научились. И в прежние времена их ели… Ладно, не будем о вкусном – есть у нас все равно нечего.
Она отошла к стене и, присев, стала копошиться в своем вещевом мешке.
