— Голову лечи, — посоветовал он и исчез за дверью.
Минут пять я приходила в себя, потом вскочила, забыв про
наставления врача, и кинулась к двери. На стуле сидел мой страж и дремал.
— Вы его видели? — накинулась я на него. Он не
ответил, должно быть, крепко спал, и я, возмущенная такой безответственностью к
порученному ему делу, тряхнула его за плечо. В ответ на это мужчина свалился со
стула, голова его ударилась об пол, но он так и не проснулся.
— Труп, — ахнула я, пятясь в палату. «Конечно,
труп, — билось в мозгу — это Феликс…» Ох, как мне стало нехорошо, я
заметалась от окна к двери, подгоняя саму себя. «Давай думай, что делать.
Поднять тревогу? Может, он еще жив?» Я выглянула в коридор, мужчина по-прежнему
лежал у стены, не меняя позы, коридор был пуст, а тишина стояла такая, будто
все разом вымерли. Замирая от ужаса, Я наклонилась, схватила вялую руку мужчины
и попыталась нащупать пульс; Не знаю, действительно ли я почувствовала слабые
толчки или мне только показалось, но я собралась заорать и тут услышала шаги,
такой звук могут издавать только каблуки-шпильки. Женщина шла по коридору и
вот-вот должна была показаться из-за угла. Значит, живые в больнице остались.
Я юркнула в палату, не соображая толком, что делаю, шаги
приближались, я торопливо легла в постель и даже глаза закрыла. Вдруг шаги
замерли, послышалось отчетливое: «Господи», потом дверь палаты распахнулась и в
нее стремительно вошла медсестра. Я слабо пошевелилась и даже пробормотала
что-то, давая понять, что жива.
Женщина выскочила в коридор. Раздался неясный шум, затем
послышались шаги, судя по ним и сдержанным голосам, теперь за дверью было никак
не меньше трех человек.
В палате появился врач, я села и с испугом взглянула на
него.
— Как себя чувствуете? — спросил он.
— Голова болит…
— Ага, — ответил он растерянно и удалился. Шум за
дверью стих, но ясно, что ненадолго. Если я что-нибудь понимаю, сейчас
непременно появится милиция. И что я им расскажу? «Думай, Думай», —
подгоняла я себя. А что тут придумаешь? Больница для меня место не безопасное,
к тому же, лежа здесь, до правды не докопаешься, а головы вполне можно
лишиться. Сегодня Феликс добрый, а завтра, глядишь, и нет, да, и кроме него,
есть еще люди. «Надо сматываться», — прошелестело у меня в мозгу, и в тот
момент мысль показалась мне необычайно дельной.
Я села в постели, прикидывая, как воплотить ее в жизнь,
заодно напомнила себе, что у меня сотрясение мозга. Впрочем, Олег Сергеевич,
лечащий врач, уверял меня сегодня, что рана пустяковая, до свадьбы заживет, и
сотрясение тоже так себе, не сотрясение даже, а сотрясеньице. Если поберечь
себя, авось и пронесет, голова не развалится. Однако в ночной рубашке и босиком
(у меня даже тапок нет) никуда не побежишь.
Я окинула взором палату, точно зная, что ничего полезного
здесь не обнаружу, затем прошла к двери и осторожно выглянула. Коридор был
пуст. Я вышла, прикрыла дверь и отправилась в сторону, противоположную той,
откуда появилась медсестра. Ранее гулять по отделению мне не приходилось, и я
шла, что называется, наудачу. Одна дверь, выходящая в коридор, была чуть
приоткрыта, в лунном свете виднелись очертания двух кроватей. «Палата», —
сообразила я и на всякий случай заглянула туда. Прямо возле двери стояла
вешалка, на ней висело несколько халатов, один больничный, теплый, а возле
постели, на которой мирно спала женщина внушительной комплекции, стояли
тапочки. Я сунула в них ноги — великоваты, но сойдет, схватила два халата и
припустилась по коридору. Если меня сейчас поймают, то неприятных вопросов не
избежать. Чего доброго решат, что это я дядьку того… «И вправду решат», —
перепугалась я и хотела вернуться, но тут дверь впереди распахнулась, и я с
перепугу устремилась в боковой коридор, который вывел меня на лестницу.
Я торопливо спустилась с третьего этажа, где располагалось
отделение, на первый и оказалась перед запертой дверью, правда, заперта она
была изнутри и не на ключ, а на задвижку, так что я без осложнений выскользнула
на улицу.
Было холодно — и я поспешила одеться, вместо пальто сойдет
больничный халат, а вот со вторым халатом я дала маху — он был на пять размеров
больше и волочился по земле.
— Ну надо же, — обиделась я, стараясь хоть как-то
его подвернуть. Пока я вела борьбу с халатом, из-за угла показалась машина,
осветив фарами пространство перед подъездом. Я поторопилась укрыться в кустах,
пробежала вдоль стены и оказалась у другого конца здания, отдышалась и отважно
шагнула на тротуар.
Никто не заорал «держите ее», и это было уже хорошо. Теперь
следовало решить, куда я хочу попасть. Идти по улицам в таком виде неразумно,
могут в психушку отправить. До своей квартиры я точно не доберусь, да и опасно
мне туда возвращаться. Словом, выходило так, что мне одна дорога — к Ольге.
Живет она неподалеку, и о ней мало кто знает, знакомы мы с ней всего месяц.
Не раздумывая, я свернула на улицу Батурина: выбора у меня
все равно не было. Мелкими перебежками, без конца оглядываясь и тяготея к
кустам и подворотням, я вскоре вышла к Ольгиному дому, вбежала в подъезд и
позвонила в квартиру на втором этаже.
— Кто? — сонно спросила Ольга из-за двери, когда я
едва не отдавила себе палец о кнопку звонка.
— Полина, — ответила я, радуясь, что смогла
разбудить подругу.
Она распахнула дверь и, разумеется, вытаращила глаза. Ничего
удивительного в том, что у людей при виде меня отваливается челюсть, —
выгляжу я, мягко говоря, необычно.
— Что случилось? — пробормотала Ольга, схватила
меня за руку, втянула в прихожую и зачем-то выглянула в коридор, после этого
заперла дверь и уставилась на меня. — Ну? — сказала она испуганно.
— Все нормально, — поторопилась я заверить
ее, — я из больницы сбежала. — Тут мне стало ясно, что Ольгу я ничуть
не успокоила, и пришлось продолжить:
— Делать мне там совершенно нечего.
— Как ты в попала больницу?
— После аварии, — подумав, соврала я, решив
подготавливать Ольгу поэтапно.
— Ты что, прячешься? — хватаясь рукой за левую
грудь, задала она очередной вопрос.
— Нет, зачем? — испугалась я.
— А чего тогда ко мне пришла, а не домой? Вот что, идем
на кухню, выпьем чаю, и ты все мне расскажешь. Подробно.
Ольга оказалась авантюристкой, это я поняла минут через
пять. Мой рассказ вызвал у нее чувство, подозрительно напоминающее восторг,
трупы ее ничуть не смутили, а на лице было написано желание поучаствовать во
всем этом.