* * *
– Костян! А зачем эту аналитичку вызвали? Толку с нее, – проворчал Дорошенко.
– Как это, толку с нее? Она же адрес Машки Перовой вычислила. Без нее мы бы сейчас сидели и имели по полной, – возразил Батанов. – А чего она раскричалась?
– А Воронцов трупом прикинулся. Заигрывает, – пояснили сбоку.
– А-а, Димон на это мастер, – кивнул Батанов, – он голова в этом деле. Воронцов, ты чего заперся к ней в кабинет? Режим секретности нарушаешь!
– Константин Петрович, так ведь ремонт у нас. С 3 января начнут. Сегодня потребовали кабинеты открыть. Я вам докладывал.
– А, да, помню, – нахмурился Батанов, – так они завтра, что ли, придут?
– Завтра, – подтвердил Воронцов, – сегодня материал привезли, помещение подготовили. С Алинкиного и начнут. Мы уже кое-что оттуда вынесли.
– Молодцы. Итак, к делу! В районе уже неделю идут разбои. Пять эпизодов. Серия. Нападают со спины. Бьют молотком по голове. Примет нет. Количество не установлено. Никто ничего не видел. Потерпевшие в больницах. Работы – воз! Все выходные, отгулы, учебные и больничные отменены. Работаем до упора!
– Так мы же угонная группа. На фиг нам разбои? – резонно заметил кто-то сбоку, но тихо, без нажима.
– В главке решили, что мы на все руки мастера, – сухо пояснил Батанов.
– А с чего бы это ремонт затеяли? – снова спросил тот же голос.
– Думали, за каникулы управятся. А тут, сам видишь, сначала угоны, теперь разбои. Вечная канитель.
Батанов долго смотрел на оперативников, вычисляя самого любопытного. В разгар его размышлений дверь распахнулась, и на пороге возникла Алина Кузина.
– Константин Петрович, почему ваши сотрудники нарушают режим секретности? Сегодня дверь в кабинете аналитики была вскрыта без моего ведома. А там карточки учета, база данных, наручники. Все исчезло. Прошу провести служебное расследование!
– Не ваши сотрудники, а наши! Проведу, Кузина. Что скажешь, то и проведу! Тебя тоже вызвали на работу?
Оперативники радостно переглянулись. Сейчас начнется разбор полетов. Это всегда приятно, когда разбираются с кем-то другим, а ты сидишь и радуешься. Душа поет.
– Да. Мне дежурный позвонил. По приказу Александра Николаевича.
Батанов растянул губы в подобие улыбки:
– Все слышали? Сам Александр Николаевич приказал. Ну, тогда садись, Кузина. У нас совещание.
Алина присела на свободное место на углу большого стола. Оперативники хмыкали, смотрели в спецблокноты, перелистывали страницы, кто-то возился с пистолетом.
– А как же режим секретности? – робко поинтересовалась Алина.
У нее уже пропал боевой задор. От угрюмого вида Батанова хотелось сбежать к маме. Навсегда.
– Ремонт будет. Завтра. Начнут с твоего кабинета.
Алина онемела. Умеют мужчины испортить Новый год. Мало того, что на работу вызвали, так еще и ремонт затеяли, и, как всегда, не вовремя.
– Работаем, работаем и работаем! Товарищи офицеры, руководство главка доверяет нам. Генерал сказал, чтобы к утру все разбои были раскрыты.
– Сам-то он отдыхает, Новый год встречает, а мы, как рабы на плантации, без выходных и проходных, – послышались негромкие возгласы.
– Мы же по угонам работаем. А это разбои! Мы не при делах! – это уже громче.
Накал нарастал. Батанов окинул личный состав суровым взором.
– Отставить! Приказ есть приказ. Не обсуждается. Все по местам! Я на связи.
Послышался грохот отодвигаемых стульев. Алина умоляюще смотрела на Батанова.
– А я? Что мне делать?
– Ты? А ты на подхвате, – буркнул Батанов.
– Как это? – растерялась Алина.
– Сидишь на телефоне, ничего не делаешь, никакой инициативы не проявляешь и ждешь моей команды, – вежливо-бесстрастно пояснил Константин Петрович.
– Какой команды?
– Командирской! Самой настоящей. Знаешь такую?
– Знаю! – В голосе Кузиной прорезалась властная нотка.
– О-о, аналитик у нас – настоящая женщина! Еще не поняла, но уже все знает, – дружно заржали оперативники, – женская логика, как кружева, вся из узоров.
– Отставить! – загремел Батанов и полез в сейф, что означало: совещание закончено.
Алина ощущала себя самой несчастной девушкой Санкт-Петербурга и Ленинградской области. Да что там! Всего Северо-Запада России. Она собиралась заплакать, но в коридоре ее подкараулил Воронцов. Слезы мигом высохли.
– Линок! Прости меня, засранца! Хочешь, на колени упаду?
– Нет, ты не упадешь! Ты встанешь передо мной на колени, но не сейчас, а потом, потом…
– Когда это потом? – удивился Воронцов.
– На совещании. Утром. И чтобы все видели. Понял?
– Согласен. Встану. И чтобы все видели. Идем ко мне? У меня сушки есть. Чай.
– Сушками клеишься? А как же твоя девушка Соня? Узнает – приревнует. Бросит тебя.
Алина злилась, но как-то без фанатизма. С Воронцовым было весело. У него теплый кабинет. Там всегда включен чайник. Сахар есть, конфеты. Сушками где-то разжился. А она ничего не взяла из дома, спешила на работу, как на пожар. А тут хуже пожара. Ремонт и серия разбоев.
– Уже бросила, – сказал Воронцов, и не понятно было, то ли он радуется, то ли горюет.
– А ты страдаешь, Воронцов? Все-таки тебя девушка бросила? – строго осведомилась Кузина.
– Страдаю. Сил моих нет, как страдаю. Целую ночь не спал.
Воронцов подхватил Алину под руку и потащил по коридору.
– Целую ночь! – ахнула Кузина.
– Нет, нет, всего полночи. Потом уснул.
Сушки и конфеты были благополучно съедены под страдания. Через полчаса оба смеялись, напрочь забыв о девушке Соне.
* * *
Степаныч крепко спал, приткнувшись носом в угол дивана. По кабинету разносился громкий и трескучий храп, изредка перемежавшийся визгливыми всхлипами.
– Степаныч, вставай, дело есть!
Виктор Степанович испуганно вскочил и захлопал глазами.
– Костян, ну ты даешь! Напугал.
– Пугливый ты стал, как я посмотрю, – поморщился Батанов.
В кабинете стоял тяжелый дух. Видимо, вчерашний день для Степаныча прошел недаром: немало было принято на грудь и в немереных количествах.
– Надо бы посмотреть, кто у нас в районе может разбоями заниматься. Может, залетные?
– Залетные, как пить дать. Наши-то, местные, все посажены, все под присмотром. Это залетные.
Уверенность Степаныча передалась Батанову.
