– Зайдешь ко мне? – спросил Владимир.
– Поздно уже, – прошептала Анна.
– И хорошо, что поздно, лишь бы не рано, а чашка кофе тебе сейчас не повредит, – сказал Владимир, нежно и бережно привлекая к себе девушку.
И Анна доверчиво склонилась на его плечо. Спать категорически не хотелось. Они так и не уснули в ту ночь. Сначала пили кофе, потом гадали по ладоням, выискивая друг у друга линию судьбы и брака. Ничего не нашли, запутались в линиях и начали все сначала. Незаметно линии слились в одну сплошную, руки переплелись. Все стало общим, родным, неделимым. А потом и вовсе забыли, где находятся. Комната исчезла, стены и мебель пропали, стали незримыми, столы и стулья постепенно растворились в воздухе. Владимир ласкал гибкое тело Анны, а она отдавала себя целиком, пытаясь понять, где и на каком острове они оказались. И не было пронзительным ласкам конца, казалось, они будут длиться целую вечность. И вот слабый рассвет проник через квадраты окон. Мебель стояла на своих местах, но мир уже стал другим, он переменился, в нем больше не было одиночества. Уже позже появилась другая жизнь, одна на двоих. Незаметно она стала привычной. Кино, прогулки, театр, выставки. Мир казался пестрым и ярким. Анна любовалась собой, своим отражением. Она непрерывно вертелась перед зеркалом. Ей нравилась эта новая Анна, влюбленная и любящая. И вдруг все закончилось. В один миг. Суета целиком поглотила счастье. Анна встала, поглядела на себя в зеркало и решительно обтерлась полотенцем.
«Я же люблю его, он моя жизнь, и мне нужно спасать свое счастье! Надо бежать за Владимиром, догонять его, пока не отняли. Я умру без него. Жизни мне не будет, если мой любимый не вернется. Ах, а во что бы мне одеться? Надо же быть нарядной, Новый год все-таки. Надену красное платье, в нем я отлично выгляжу, просто супер! Неплохо бы к платью иметь подходящие сапожки, да ладно, обойдусь без них. Зачем они мне в этом климате? Развалятся от непогоды, в один момент развалятся», – примерно с такими мыслями Анна вышла из ванны, будто Афродита из пены морской, очищенная от суеты и материальных желаний.
А на месте происшествия творилось что-то невообразимое. В канун Нового года в здании «Медиабанка» собрались почти все: управляющий, менеджеры и служащие. Среди толпы важно прохаживались полицейские. Два сержанта. Первый был явно главным, он почему-то держал руки за спиной, отчего походил на арестованного. Оба хранили угрюмое молчание. Управляющий ненавидящим взором сопровождал каждый их шаг. Его глаза, как маятник, ходили туда-сюда, туда-сюда, голова же оставалась на месте. Леонид Львович не понимал, что произошло, точнее, он все понимал, но с трудом. Случившееся никак не укладывалось в голове управляющего. Морозов проник в ячейку и похитил деньги клиента. С этим все понятно. И просто, цинично просто, проще уже не бывает – служащий банка украл деньги. Вор должен сидеть в тюрьме. Все это укладывалось в стройную схему. А вот дальше начиналось непонятное. Во-первых, Морозов не вор. Уже много лет он честно трудится в банке и если бы захотел что-нибудь украсть, то мог бы спокойно похитить миллион, да что там миллион, два, три. С другой стороны, Морозову не нужны три миллиона чужих баксов. И в этом Леонид Львович был уверен на тысячу процентов.
– Анатолий Алексеевич, а может, это и не Морозов вовсе? – нерешительно спросил управляющий, обращаясь непосредственно к начальнику безопасности и ко всем присутствующим одновременно.
– Да он это, он, он, он, Леонид Львович, – единым оркестром загалдели сотрудники и охранники, и лишь оба сержанта продолжали вышагивать один за другим, сохраняя при ходьбе таинственное молчание.
– Свободный допуск в хранилище есть только у Морозова, Леонид Львович, – сказал Анатолий Алексеевич.
О наличии вторых ключей вслух не говорили. Прознав про это, банк могут лишить лицензии. Запросто лишат. Наступили лихие времена. К тому же нельзя допустить утечки информации. Надо как можно быстрее догнать Морозова, задержать его, чтобы он не успел раскрыть тайну проникновения в хранилище. И никому не смог рассказать, даже всесильным органам. Начальник безопасности и управляющий понимали, что надо соблюдать тайну, чтобы ни при каких обстоятельствах не обсуждать тему секретного доступа в ячейки. По крайней мере публично. Иначе всем крышка: и банку, и его сотрудникам. Анатолий Алексеевич немного помешкал, встал за спинами сержантов и вдруг невольно подключился к строевому шагу. Теперь в едином строю шагали трое, остальные смотрели на них. Кто-то уже зашелестел вощеной бумагой, по-домашнему запахло съестным, зазвенела посуда, посыпались на пол пластиковые стаканчики, звонко зажурчала жидкость. Леонид Львович посмотрел в угол. Минеральная вода, не шампанское. Управляющий вздохнул. Дома бесилась жена, ждали дети. В дальнему углу коротко хихикнули, затем, осмелев, кто-то рассмеялся, громко, открыто, и вот уже все заговорили, оживились, и началась другая жизнь, предновогодняя. Ударили часы. Оставалось полчаса до Нового года. Первый сержант вдруг резко затормозил, остановился, второй налетел на него, а Анатолий Алексеевич уткнулся носом в его спину.
– Надо объявить план-перехват! – сказал первый сержант.
– Точно! – подтвердил второй.
– Правильно, ребята, объявляйте! – поддержал бравых полицейских Анатолий Алексеевич.
Начальник безопасности вышел из строя. Решение пришло само собой. Можно передохнуть. Он хлопнул ладонями, будто призывал публику к смирению, при этом Анатолий Алексеевич криво улыбнулся. Получилось смешно. Громкий хлопок, кривая улыбка. И все засмеялись. И лишь Леонид Львович промолчал, он боролся с подступавшей дурнотой.
А Владимир Морозов весь в мыле и пене объезжал город вдоль и поперек и по периметру. Все бесполезно. Он уже побывал на окраинах, исколесил центр, но все обувные магазины оказались закрыты. Модные дома и салоны находились в состоянии кладбищенского покоя. Они загодя сбыли докучливым клиентам почти весь товар, приготовленный на рождественские и новогодние торжества. Пустые витрины тускло поблескивали незрячими глазницами. Морозов зашел в небольшой ресторанчик, попросил воды, звучно набулькал полный стакан и принялся цедить медленными глотками убийственно-ледяную жидкость, растрачивая драгоценное время на бесплодные раздумья. Владимир пытался найти выход из тупиковой ситуации. Но ничего толкового Морозов придумать не смог и лишь изредка трогал языком ноющие от холодной воды зубы. Весело затренькал мобильник. Морозов посмотрел на номер и не ответил на звонок. Звонила Надежда Павловна Семенова, видимо, хочет посплетничать женщина. Вечно суетится, беспокоится, прыгает. Владимир лениво допил воду, закурил, бросил недокуренную сигарету в пепельницу. Морозов хотел найти собственное решение – правильное, мудрое, справедливое. Но голова отказывалась служить, мысли не слушались хозяина. Владимир повертел телефон, подбросил его, поймал на лету и вдруг тихо рассмеялся. Вот оно – решение. Толковое и разумное. На ладони. В телефоне. Морозов нажал кнопку вызова.
– Надя, это Морозов, ты мне звонила? – спросил он.
– Ой, звонила, только что, а ты где? – вскрикнула Надежда.
– В ресторане, на Невском, недалеко от площади Восстания, а что, что-то случилось? – поинтересовался Владимир, надеясь на чудо.
