Каменное платье левой девушки развевалось так, что за ним легко было спрятаться даже вдвоем. Генри устроился у ее ног и закрыл глаза. Отец всегда говорил ему, что в темноте лучше полагаться на слух, чем на зрение, а еще… Генри не хотелось признаваться в этом даже самому себе, но, когда он долго присматривался к этой темноте, ему начинало казаться, будто в ней что-то движется. Что-то такое же черное, как она сама, неразличимое и бесплотное. Генри во всем любил ясность, но сейчас был тот случай, когда он предпочитал не вглядываться – иначе от страха с места не сдвинешься.
Сначала они с принцем сели подальше друг от друга, но постепенно Генри понял, что они соприкасаются плечами. Он даже не заметил, кто подвинулся, но ему сразу полегчало: когда чувствуешь, что рядом кто-то дышит, не так страшно.
Генри, привыкший к длинным засадам, думал, что принц будет ныть и каждые пять минут спрашивать, почему ничего не происходит. Но тот замер, будто тоже привык подолгу не двигаться, хотя где он мог этому научиться, Генри понятия не имел.
А потом они услышали звук – и совсем не тот, какого ждали. Не шаги, не шипение факела. Это был пронзительный, дробный звон – будто что-то стеклянное упало с высоты и разбилось вдребезги, и доносился он…
– Из тронного зала, – одними губами сказал принц. – Что ж за день сегодня.
В остальном было все так же тихо, хранитель не появлялся, и Генри встал.
– Стой, – выдохнул принц, хватая его за штанину. – Там же… Там кто-то есть.
– Это я и собираюсь выяснить, – тихо ответил Генри.
В тронном зале ведь ничего не было, кроме трона, надписи и рисунка на стене. Рисунка, в котором, вполне возможно, спрятана тайна короны. И Генри вдруг представил своего отца. Представил, как тот воспользовался темнотой, разбил окно и пробрался внутрь, чтобы изучить надпись получше. При мысли о том, что его отец сейчас так близко и думает, что всех перехитрил, Генри почувствовал такое бешенство, что зашагал к двери в тронный зал. Он едва различал ее в темноте, но знал, что еще десяток шагов по мягкому ковру – и он упрется в нее рукой.
– Стой! – Принц загородил ему путь. Вид у него был перепуганный до смерти, и Генри нехотя остановился. – Сразу видно, что ты сказок не читал, звереныш. Знаешь, чему они учат? Если слышишь в жуткой тьме странный звук, не вздумай идти и проверять, кто там.
Генри обогнул его и пошел дальше. Он не собирался объяснять, что, если там правда Освальд, ему наверняка не понадобится много времени, чтобы разгадать загадку на стене. Генри представил своего отца с короной на голове и сглотнул. Нет уж, папа, не в этот раз.
И он потянул на себя створки двери.
В следующую секунду Генри показалось, что он ослеп. К такому он был не готов: дверь закрывалась плотно и не пропускала в коридор даже намека на свет, а здесь… Он кое-как разлепил глаза – и замер.
Стеклянное сооружение под потолком, которое принц назвал люстрой для отпугивания злых духов, горело ярко, как солнце. В этой штуке было множество стеклянных шариков – и в каждом сейчас что-то сияло. Генри так потрясенно таращился на люстру, что даже не сразу заметил знакомую щуплую фигуру, стоящую посреди зала.
– Агата, что тут творится? – выдохнул принц.
Генри посмотрел на него: он щурился, как филин, вылетевший на свет.
Она улыбнулась шире – и Генри понял.
– У тебя дар… э… зажигать свет? – пробормотал он.
Агата все с той же сияющей, широкой улыбкой покачала головой. А потом вытащила из огромной сумки, которая по-прежнему висела у нее через плечо, лист бумаги и угольную палочку.
«Чинить. Я понимаю, как работают вещи», – нацарапала она.
Генри пошел было к ней, но тут под ногой у него что-то хрустнуло, и он отпрянул. Пол в центре зала был усыпан осколками, и, приглядевшись, Генри понял, откуда они взялись. Разбилось не окно, а один из шаров на люстре.
Стараясь не наступать на стекла, Генри подошел к Агате и заглянул ей в сумку. Добрая половина склянок, которые она таскала с собой во время их похода за стену, теперь не были пустыми, в них светились огоньки – такие же, как в люстре. Генри хотел было спросить, как она их в нее посадила, но потом и сам понял: люстра висела на цепи, которая шла по потолку, спускалась вниз и заканчивалась кольцом, нацепленным на крюк в стене, почти у самого пола. Кольцо покачивалось – видимо, Агата только что подняла люстру обратно, тогда-то и разбила шар.
– Ты что, из-за этих огней и ходила в лес? – догадался Генри.
Агата кивнула, и Генри окончательно перестал понимать, что происходит, но тут принц прояснил дело. Он вытащил из сумки Агаты одну бутылочку и вгляделся в нее.
– Болотные огни, – пробормотал он. – Мелкие бесплотные существа, мы в детстве за ними гонялись. Днем светятся еле заметно, а ночью горят во всю силу и пугают прохожих. Водятся у воды. Раньше в королевском саду их было полно, но я их уже лет десять тут не видел. Моя мама говорила, это духи предков. – Он вдруг нахмурился, будто вспоминая что-то давно забытое. – А твой отец про них рассказывал что-то другое. Говорил, что это…
Агата изо всех сил закивала, а потом вывела на бумаге: «Болотный газ».
– Точно! – Принц щелкнул пальцами, и они с Агатой посмотрели друг на друга с такими детскими, взбудораженными лицами, что до Генри первый раз дошло: они же всю жизнь друг друга знают. Принц запрокинул голову и, щурясь, уставился на люстру. – Так ведь эти штуки по всему замку висят! И все они – для освещения с помощью болотных огней? Ну ты даешь, Агата. Тебе нельзя заниматься такими вещами, ты девушка. Мать тебя со свету сживет, если узнает.
Агата насупилась. Взгляд, который она бросила на принца, явно советовал ему держать свое мнение при себе.
– Если эти огни после потери Сердца никуда не пропали, почему никто не догадался их использовать? – спросил Генри. Люстра слепила ему глаза, но он все равно не мог отвести взгляд. По сравнению с этими гроздьями света померкли все изобретения предков, какие он видел до этого.
Принц, который явно набрал в грудь побольше воздуха для новой речи о том, почему Агата не должна этим заниматься, повернулся к нему:
– Когда Сердце потерялось, какие-то умения, самые простые, остались, но множество вещей люди разучились делать. Письменных воспоминаний сохранилось мало, но, как я понял, бывшие мастера проснулись утром и обнаружили, что не помнят, как еще вчера делали то, что делали.
– А записать они не догадались? – поинтересовался Генри.
– К тому моменту, когда они догадались, что надо записывать, они уже все забыли. Агата, я серьезно. Это все, конечно, здорово, но ты женщина. Тебе не положено…
Агата подошла и с силой захлопнула ему рот.
– И еще тебе надо оказывать мне уважение, – неразборчиво пробормотал принц, но даже не попытался убрать ее руку, которая по-прежнему зажимала ему челюсть. – Нельзя затыкать рот наследнику престола. Жаль, что тут нет твоей мамаши, она бы тебя научила.
