– Открывай, – пробормотал глухой голос, едва различимый, будто кто-то говорил сквозь толстый шарф.
И Генри вспомнил: вот так же украли у работника почты письмо Олдуса Прайда. Он повернул было голову, но рука сильнее сжала волосы, а лезвие прижалось к коже, надрывая ее. Приказ повторять не стали, но Генри чувствовал силу этого человека, его крепкую, умелую хватку. Было и еще кое-что, заставившее его подчиниться. Он не слышал шагов. Весь пол в зале был усыпан стеклом – никто не смог бы подобраться незаметно. Человек будто появился из ниоткуда, и у Генри всплыл в памяти рассказ Агаты: «Тот, кто разбил люстру, просто взял и растворился в воздухе».
Так же, как делал Тис. Так же, как умеют делать все волшебники.
Нож прижался к горлу сильнее, и Генри, стараясь дышать ровно и не паниковать, потянулся к двери и толкнул ее. Она приоткрылась шире, изнутри запахло пылью и каменным крошевом.
Генри ожидал увидеть перед собой зал или, на худой конец, коридор, который выведет его к короне, а перед ним оказалась стена. От двери ее отделяло всего несколько шагов, и в этом пустом пространстве не было ничего, кроме вековых слоев пыли. Но как только дверь открылась полностью, стена начала меняться: на ней появилась, будто просачиваясь сквозь камень, сияющая надпись: «Войдите без страха». Генри некстати подумал, что уже видел этот почерк с завитушками, именно так было написано стихотворение в книге Тиса. И тут все мысли вылетели у него из головы, потому что под надписью проступил сияющий контур ладони, и Генри понял, что надо делать.
Он шагнул за дверь и мелкими шагами пошел к стене, вдыхая спертый, застоявшийся воздух и стараясь хоть немного отвести шею от ножа. Человек – или, скорее, волшебник – шел следом, ни на секунду не ослабляя хватку. Генри все рассчитал: он приложит руку к стене, та, конечно, сдвинется, это хоть немного отвлечет его врага, и тогда Генри найдет способ вырваться, бросится внутрь и схватит корону. А дальше – разберется.
Генри приложил руку к стене поверх сияющего контура ладони, и тот погас. Надпись тоже поблекла. Генри ждал каменного скрипа сдвигающейся стены, но ничего не произошло, и он растерянно замер. Может быть, дело в том, что его рука была в перчатке? Но нет, стена почувствовала его прикосновение, раз надпись и контур погасли.
И тут ему в голову пришло другое решение, очень простое. Когда принц рассказывал о короне, он сказал, что взять ее сможет только достойнейший, человек с сердцем государя, первый в роду королей будущего. А что, если он просто не достоин открыть этот проход? Что, если стена подчинится только настоящему герою, а он…
Генри выдохнул и почувствовал, что нож перестал давить на горло. Он обернулся. У него за спиной никого не было; тот, кто хотел с его помощью взять корону, понял, что он бесполезен. Генри снова приложил руку к стене, надавил на нее, пытаясь сдвинуть с места, но куда там. Надпись продолжала бледнеть, выцветать, пока не стала едва заметной, и Генри бессильно прислонился к стене.
Еще тогда, в Пропастях, он понял, что он – не такой герой, какой всем нужен. То, что Барс выбрал его для похода за Сердцем, еще ничего не значит. Ему даже в голову ни разу не пришло, что он может оказаться не достоин найти корону. И сейчас он наконец понял, что хотел сказать ему Барс в Цитадели:
«Добрую половину избранных губила уверенность в том, что они теперь выше других. Как только человек решает, что раз и навсегда прав, он проигрывает».
Никто не выбирал его искать корону. Он сам так решил – из гордости, из-за того, что был уверен: теперь он может все.
Стены замка вздрогнули, и Генри сжался. Король, одержимый духами вражды, пожелал дворцу провалиться сквозь землю, а значит, это наверняка случится. Только сначала все жители дворца уничтожат друг друга, как в сказке, и он ничего не сможет с этим сделать. Генри встал и на негнущихся ногах подошел к окну. Площадь отсюда было не видно, только сад и крепостную стену – и за этой стеной занималось пламя. Наверное, люди начали жечь дома, им для этого теперь не нужны Освальд и огненные твари. Духи вражды вошли в полную силу, и люди по всему городу наверняка вцепились друг в друга – так же, как здесь. Генри опустился на колени и уперся головой в пол. У него было такое чувство, будто ему сломали позвоночник. Если духи сказали, что его сегодня убьют, пусть приходят и убивают. Все потеряно. Он проиграл.
Генри не знал, сколько простоял так, беспомощно уткнувшись в пол, а очнулся от того, что в комнате изменился свет. Он резко выпрямился, упираясь ладонью в пол, и зашипел: что-то острое впилось ему в руку. Генри с трудом поднялся и вытащил крупный осколок стекла, который распорол ему перчатку. Эта яркая, пронзительная боль кое-как вернула ему способность соображать, и он, зажимая порез другой рукой, огляделся.
Как оказалось, болотные огни, вылетевшие из разбитых стеклянных шаров, любили места потемнее и с тех пор, как их лишили обиталищ, сидели в складках тяжелых бархатистых штор. Но даже эти бесплотные и безмозглые существа почувствовали, как вздрагивает дворец, – словно земля готовится разойтись в стороны и поглотить его. Оставаться в таком местечке не захотелось бы ни одному живому существу, даже самому глупому, поэтому огни вылетели из глубоких складок штор и начали биться о стекла огромных окон, будто просили выпустить их наружу. Генри повернул тяжелую ручку, и створка со скрипом открылась. Болотные огни сияющей вереницей потянулись за окно, а внутрь ворвался запах свежести и дыма, приглушенные крики и треск из-за крепостной стены. Генри вспомнил, как эти люди праздновали победу над Освальдом, и у него сжалось сердце. Он всех подвел, он еще тогда чувствовал, что так и будет. А ведь Пал, король скриплеров, верил в него, пытался подбодрить. Только зря время тратил, он же… Генри замер, вцепившись в раму. Он вдруг вспомнил, что говорил Пал перед тем, как налетел восточный ветер из дворца.
«Запомни, пригодится: лучший герой – это тот, кто способен сделать героями других, хотя бы ненадолго». Генри со свистом втянул воздух и повторил это про себя еще раз. «Сделать героями других». А потом к скрипучему голосу Пала у него в голове присоединился еще один, тонкий, звенящий от волнения. «Эта мерзкая темнота – не навсегда. Мы все исправим». Вот что сказала Роза, когда принц исцелил Агату.
Генри до боли сжал кулаки. А что, если все зависит не только от него? Ему казалось, что он главный герой этой истории, особенный, лучший. Но для него все сегодня закончится, а для остальных – нет. Кто-то дойдет до конца и спасет всех, а ему нужно помочь им, поверить в них, как Барс поверил когда-то в него.
Так вот о чем говорило стихотворение из книги Тиса. Все так просто – слова на стене нужны, чтобы открыть первую дверь, а эти помогут сдвинуть стену. Они и есть подсказка.
Глазам не верь, они солгут,
И то, что прежде знал, забудь:
Четыре мастера придут
И пятому проложат путь.
Есть то, что знает каждый в королевстве. То, что повторяли ему столько раз за эти недели. То, что было главным законом этой земли с тех пор, как Сердце исчезло. «Каждый сам за себя». Вот о чем нужно забыть. А насчет глаз, которые солгут…
