Дядя Сема тоже растерялся.
– Зачем ты так плохо говоришь об Андрее? Какой же он аферист?
– Самый что ни на есть настоящий. Клейма на нем ставить негде было.
– Мама, вспомни, чем мы ему обязаны!
– И чем же?
– Он не позволил нам с тобой умереть с голоду, когда меня сократили.
– Ничего, от его нескольких банок тушенки, мешка сахара и муки мы с тобой не сильно разжирели.
– Он привозил нам продукты и деньги регулярно.
– А сколько ты за это для него сделал всего? Напомнить тебе? Дни и ночи корпел за столом, расчеты для своего друга чудесного делал. И работа твоя много дороже мешка муки стоила.
– Он еще счета за воду и электричество оплатил.
– А как бы ты без света работал? Только о том твой Андрей и беспокоился, как бы поиметь за твой счет как можно больше, а самому не потратиться. Может, я и выжила из ума, только даже я это понимаю.
Дядю Сему слова матери оглушили.
– Ты никогда так не говорила об Андрее.
– А что мне было делать? Он же тебя словно околдовал. Ты и слышать правду не желал. Сколько раз я и так пыталась к тебе подойти, и эдак, а в ответ вечно одно: Андрей – святой, жена его – ангел. А они тебя использовали. Эти наглые зажравшиеся морды использовали моего мальчика! Всегда! Постоянно! А ты и не замечал ничего. Легко мне было на это смотреть?
– Мама, мы с Андреем были друзьями.
– Никакими друзьями вы с ним не были. Ты был Андрею полезен. Он ждал, когда ты сделаешь свое открытие, чтобы присвоить его себе. Ты же сам сказал, что он хочет продать его своему американскому зятю!
– У Андрея было такое предложение, но он его отверг.
– Как же! А папочку твою с расчетами зажилил. Ты, как отдал свои расчеты ему, сколько раз просил, чтобы он дал им ход или вернул папку, а что в ответ слышал? Фигу! Нет, если бы его добрые люди не остановили, жадность в нем верх рано или поздно взяла бы. И работа твоя все равно уехала бы за океан. А ты, мой мальчик, ни шиша бы за нее не получил, так-то вот. Другие твоим открытием бы воспользовались, а ты продолжал бы гнить в этой хибаре вместе с выжившей из ума старухой.
В кухне воцарилось молчание. Наконец дядя Сема заговорил. Голос его подрагивал от волнения, когда он спросил:
– Мама, скажи мне правду. Ты давно так плохо об Андрее думаешь?
– Ни единой минуты не обманывалась на его счет. И он, и жена, и сынок, и доченька – все отъявленные негодяи.
– Скажи, может, это ты и убила Андрея?
– Где уж мне, старухе, с мужиками тягаться.
– Нет, – пробормотал дядя Сема, – ты еще в силе. Весной огород кто у нас перекапывает? Ты. И когда картошку копаем, именно ты полные мешки в подпол таскаешь. А на это куда больше силы надо, чтобы человека из окна вытолкнуть.
Губы старухи скривились в ухмылке.
– Еще скажи, что и подушкой сонную бабу придушить у меня силенок хватит.
Дядя Сема покачал головой:
– Я тебе не говорил, как именно погибла Амелия.
– Разве?
– Совершенно точно, не говорил. Я и сам этого не знал.
И дядя Сема произнес теперь уже с настоящим страхом в голосе:
– Мама, неужели это все ты сделала?
Новая пауза. Потом старуха произнесла с вызовом:
– А хоть бы даже и я? Что с того?
Белла ахнула. Дядя Сема вскрикнул:
– Я тебе не верю! Ты говоришь неправду!
– Убила я их, вот и вся правда, как есть.
– Молчи!
– Тебя не поймешь, – недовольно проговорила старуха. – То скажи ему, то молчи. Ты уж определись как-нибудь, сынок.
Но дядя Сема не мог определиться. Он вообще ничего сейчас не мог. Он был раздавлен. Уничтожен. Уронив голову на сложенные на столе руки, он горестно стонал.
Белла тоже недоумевала. Если Андрея Георгиевича убила эта старуха, почему перед самым концом он велел им опасаться именно Вадима? Почему именно зятя обвинял Андрей Георгиевич в своей смерти? Хотя косвенно Вадим и был виноват, а в голове у умирающего свекра все перемешалось. И папка с бумагами, из-за которой он умирал, и дядя Сема с матерью, и Вадим, который все это затеял.
В это время размышления Беллы были прерваны. Дядя Сема наконец поднял голову и спросил:
– А Юру, мальчика Андрея, тоже ты убила?
– Мальчика!.. Взрослый мужик вымахал.
– Ты его убила? Как ты справилась?
– Юрка у Андрея хлюпиком всегда был. Такого по башке огреть – что плюнуть. Он не ожидал, что от меня может опасность исходить. Повернулся ко мне спиной, вот я его и приголубила. Потом раздела и в лес отвезла.
– Зачем?
– А как же? Он тоже к твоей славе примазаться пытался.
– Зачем в лес повезла?
– Думала, что замерзнет, снежком его запорошит, никто и не найдет до весны. А папку твою забрала у него. Он в нее вцепился, даже мертвый отдавать не хотел. Только пока он без сознания был, я все равно у него из рук ее выдрала. Ни к чему, чтобы Андрюшкин змееныш твоими научными открытиями кормился. Я и Андрею перед тем, как его убить, так сказала: «Мой сын открытие сделал, ему и почет, и слава. Не позволю тебе и твоему американскому зятю на открытии моего сына барышничать».
– Никто и не собирался.
– Нет, собирались! – твердо произнесла старуха. – И не спорь со мной, со стороны виднее. Они и не думали с тобой дружить, они к тебе примазаться хотели, а потом обмануть и обобрать. За это я их и наказала. И такое было и будет с каждым, кто посмеет хоть один косой взгляд бросить на моего ребенка!
Голос старухи прозвучал до того грозно, что у Беллы мороз по спине пробежал. Да эта старуха просто какое-то чудовище! И Лизон еще решила оставить у нее детей! Страшно подумать, что она могла с ними сделать, если бы ей померещилось, что и от них может исходить какая-то угроза ее сыну.
А Аделина Вилевна между тем вошла в раж:
– Я твоя мать. И всегда, слышишь меня, всегда буду тебя защищать. До последнего вздоха! Никого не побоюсь!
– Мама, я не понимаю, как ты на такое решилась?
– А что тут особенного? Дело-то нехитрое. Одного со второго этажа столкнуть, другую сонную придушить. С таким и старуха вроде меня справится.
– Мама, это же были мои друзья!
– Чушь!
– Андрей мне всегда помогал. Подарки делал!
– Какие? Единственную новую вещь купила я сама – телевизор. С пенсии накопила. А Андрей твой только еду привозил. И только для того это делал, чтобы ты не подох с голоду раньше, чем все расчеты закончишь. Это ты подарками называешь?
