– Как ты так легко рассуждаешь о людях? Ты же их почти не знала!
– Как это не знала? Очень даже хорошо знала.
– Один раз видела.
– А твои рассказы? – воскликнула старуха. – Я этих хмырей, считай, лучше собственных родственников знала. И Юрку тоже. Если мужик со своей бабой справиться не в силах, значит, хиляк он. Твой отец хиляком был, и этот такой же.
– Отец? – насторожился дядя Сема. – А почему ты вдруг о нем сейчас вспомнила?
– Да так, к слову пришлось.
– Не может быть. Ты просто так ничего не говоришь, я это давно усек. Отвечай, почему ты отца хиляком считаешь? Потому что он пил?
– Потому что меня унижал. Запомни, Семка, только слабый мужик бабу свою унижает. Вот, мол, какой я, баба моя меня боится. А не бывает такого, страх перед мужем он ведь в бабе вместе с презрением возникает. Вот и я твоего отца сначала боялась, а потом презирать его начала. А от презрения до готовности избавиться – один шаг.
– Избавиться? Что ты хочешь сказать?
– Ты вот удивлялся, как это у меня рука не дрогнула Андрюшку из окна вытолкнуть. Еще спрашивал, не случайно ли это получилось. А я тебе прямо скажу: получилось у меня так хорошо, потому что не впервой мне подлецов на тот свет отправлять.
– Как? Как?
Дядя Сема лепетал, как младенец. Кажется, от всех маминых откровений у него случился настоящий шок. Только сейчас он начал прозревать. Его мать была убийцей и стала такой задолго до этой истории. Белла тоже уже догадалась, что смерть Семиного отца не была несчастным случаем, как сам дядя Сема считал. И отец, и его брат, судя по всему, стали жертвами хладнокровного убийства.
– И отца твоего, и дядю я на тот свет спровадила, – спокойно подтвердила старуха Беллину догадку. – Одного в отстойник с нечистотами пихнула, как раз по нему смерть была. Вонючкой при жизни был, вонючкой и на тот свет попал. Надеюсь, в аду ему найдется местечко грязное, в самый раз ему там будет. И я рада, что никогда с ним больше не встречусь. Небось в рай таких вонючек не пускают.
Переведя дыхание, старуха продолжила:
– А его брательника, дядю твоего, мне и вовсе жалко не было. Сволочной он был мужик. Тебя, маленького, наследства лишить хотел. Я его специально уговорила нас с тобой на поезде проводить. Знала, что в поезде мне с ним легче легкого будет справиться. Так и получилось. Я его в ресторане водкой напоила, дескать, надо же брата помянуть хорошенько, а потом в тамбуре под поезд столкнула.
– Да как же это?
– Он такой пьяный был, что и не понял ничего. Ни того, что умирает, ни того, что это я его убила. Так-то вот. Давно это уже было, а до сих пор вспомнить приятно, как он завопил, когда под колеса его затянуло.
И старуха замолчала. Дядя Сема тоже долго молчал, а потом произнес:
– Этого просто не может быть. Я сплю, и все это мне снится.
– Да уж поверь, все чистая правда.
– Господи, мама! Я теперь начинаю тебя бояться.
– Не бойся, – усмехнулась старуха. – Тебе я ничего дурного не сделаю. Ради тебя ведь всю жизнь старалась. Для себя лично мне ничего не надо – ни счастья, ни денег. Только для тебя, сыночек, живу.
– Мама, но ведь тебя могут…
– Что?
– Могут заподозрить.
– Брось, Семушка, кто меня заподозрит? Я же давно из ума выжила. Еле-еле из последних сил по дому ползаю. Разве таких старых да глупых в тюрьму сажают?
– Но как ты сама можешь жить с этим?
– Спокойно живу. Во всех случаях я была права. Я защищала тебя, свое дитя.
Старуха держалась совершенно спокойно. Ни одно из чудовищных признаний не заставило ее и бровью повести. Абсолютная уверенность в своей правоте – вот что было страшно. Ни запоздалого раскаяния, ни слез, ни жалоб на свою несчастную жизнь. Мать, защищающая свое дитя, всегда права. Эта женщина была настолько уверена в своей правоте, что даже не сомневалась: она все равно попадет в рай и будет сверху поглядывать на своих жертв, копошащихся внизу, и посмеиваться над ними.
Белле сделалось и страшно и противно. Она не знала, как поступит дальше дядя Сема, как сможет дальше жить с грузом, который взвалила на него мать. Но Белла знала точно, что сама она должна поскорее бежать из этого жуткого места. Да, скорее прочь отсюда! Прямо сейчас.
Отступая, Белла сделала неосторожное движение рукой и задела столик, накрытый кружевной салфеткой. Высокий фикус на столике зашатался, и через секунду раздался дикий грохот. Проклятый цветок рухнул на пол.
На кухне тоже услышали этот звук. Дядя Сема отреагировал первым:
– Что это?
Белла кинулась к дверям. Она была в такой панике, что начисто позабыла, зачем возвращалась в дом. До варежек ли ей было и шарфика, когда она узнала такие тайны, от которых кровь стынет в жилах? Выскочив на крыльцо, она несколько раз жадно глотнула воздух и опрометью кинулась к калитке. Вот и машина. Дети сидят, уткнувшись в свои гаджеты. Ни по сторонам не смотрят, ни ею не интересуются. Ни один даже головы не поднял!
Уже видя детей, Белла оглянулась на дом дяди Семы, и сердце у нее ушло в пятки. На крыльце стояла старуха и смотрела ей вслед таким взглядом… Белла даже не смогла бы сказать, чего в этом взгляде было больше – презрения или ужаса. Одно ей стало ясно: старуха поняла, что Белла подслушала их разговор с сыном. Ничего хорошего этот взгляд Белле не сулил. Аделина явно записала ее в число своих врагов и врагов сына. А это, как Белла теперь знала, беспересадочный билет на тот свет.
Белле стало совсем-совсем страшно, но тут она неожиданно увидела человека, машущего рукой. Холод куда-то ушел, и ей снова стало легко и спокойно. Теперь она точно знала, что ей ничего не грозит. Этот человек сумеет ее защитить.
– Идите сюда! – махал ей Торопов, появившийся невесть откуда. – Скорее! Ко мне!
Белла поспешила к нему. Она пробежала мимо машины (ни один из детей голову так и не поднял) и оказалась в объятиях следователя. Но это только звучало так романтично, до романтики там было далеко. Торопов просто схватил ее в охапку и поволок куда-то.
– Куда мы идем?
Но следователь ей не ответил. Вместо этого он принялся отчитывать Беллу:
– О чем вы только думали, когда сунулись в логово убийцы? И еще детей туда отвезли.
– Но я же не знала, что старуха – убийца.
И тут Белла замерла:
– А откуда вы знаете правду?
– Откуда, откуда… Я же вам говорил, что Семен Лобачев под колпаком. И дом его, понятно, на прослушке.
– Вот оно что. Так вы все слышали?
– От первого и до последнего слова.
– И о смерти Андрея Георгиевича?
– И о нем, и о его жене, и о вашем муже – я все слышал. И не я один.
