Гаврош пролепетал:
– Я в самом деле ничего не знал… Там сколько компов, такая вычислительная мощь, такие возможности… А откуда вы все про них знаете?
Ингрид тоже покосилась с изумлением, но промолчала.
– У нас такая организация, – сообщил я туманно, – собирает данные. Вот и эти там оказались. Да и про тебя многое знаем. Ты что под лестницей делал в восьмом классе, когда завуч на вас с Владиком наткнулся?
Он дернулся, посмотрел на меня дикими глазами.
– А это откуда… Да курили мы просто! Травку в школу принес кто-то, вот мы и пробовали… Мало ли что слух потом кто-то пустил!
– Вот-вот, – сказал я. – Будешь теперь и ты собирать информацию. Но не о школьниках, а всякие опасности выискивать.
Он чуть опомнился от шока, сказал независимо и с ноткой вызова:
– Но мне всего четырнадцать лет!
– И что? – спросил я.
– Я еще несовершеннолетний…
– Щорс уже дивизией командовал, – сказал я. – А Герострат храм Артемиды Эфесской спалил… Но тебе не повезло, мы не милиция. О нас никто не знает. И если где-то что-то пискнешь, узнаем сразу, так как отныне будешь носить жучок. И, сам понимаешь, никакого суда. Просто зароем где-то неподалеку.
Он зябко повел плечами, сразу посерьезнел, а голос его дрогнул:
– Да-да, вы же только что Скарамуша убили… Никакого зачитывания прав.
– И еще пару ваших орлов завалили, – сказал я. – Ты видел трупы. Нам это аппетит не испортит. Хитрить не пытайся, я хитрее. И, запомни, безжалостнее. Ты здесь не потому, что я тебя пожалел, сам понимаешь. Это не жалость.
В коридоре прозвучали шаги Данко, вошел запыхавшийся, сказал виновато:
– Простите, Владимир Алексеевич, запоздал чуток… Но договорился, что как только закончат модернизацию Эш-восемнадцать, тут же передадут!
– Прекрасно, – сказал я. – Вот твой новый сотрудник. Гаврош…
Данко посмотрел с интересом.
– Что, тот самый?.. Из группы Анонимусов?
– Я сам по себе, – буркнул Гаврош. – С ними только разок поучаствовал…
– Он, – подтвердил я. – Но сейчас на испытательном сроке. В смысле, если не подойдет нам, подойдет тюрьме. Либо лет пять у нас, либо в тюрьме строгого режима без доступа к Интернету и даже без компьютера. В общем, вводи его в курс дела… Ингрид, пойдем.
Она вышла за мной, как Фатима, тихонько прикрыла дверь, но в коридоре, где мы остались одни, окрысилась, как гигантский пацюк-мутант из лондонского метро:
– Зачем?
– На работу? – спросил я. – Ингрид, мне тоже совсем не нравится система, когда крупные компании берут на работу хакеров, которые нанесли им вред. Частенько немалый вред. Как бы поощряется их преступная деятельность… Но в нашем прогнившем демократическом мире берется в расчет только то, что эти мерзавцы тем самым как бы доказали свой высокий уровень программирования. Понимаешь?
Она сказала зло:
– И у корпораций нехватка кадров?
– Именно, – ответил я. – Даже при более высокой зарплате, чем у государственных структур. Практичный бизнесмен считает, что лучше такому платить высокое жалованье, а он пусть вредит конкурентам.
Она воскликнула шокированно:
– Ты что? Это ж поощрение таких негодяев!
Я сказал тусклым голосом:
– В нашем мире критерии хорошего и плохого намеренно размыты. Мерзавцев в прошлом значении уже нет, а есть приличные современные люди той или иной степени порядочности. Которая, кстати, тоже анахронизм.
Она сказала почти с болью:
– Как же это мерзко…
– Смотри на другой аспект, – предложил я. – Хорошего программиста вырастить из офисного планктона очень трудно, долго и дорого. Потому чаще стараются переманить друг у друга высоким жалованьем и льготами. Или вот предоставлением богатого выбора: в тюрьму или к нам на работу.
Она сказала усталым голосом:
– Ладно, я не согласна, но босс – ты. Тебе и отвечать. А я еще и притоплю, если тебя будут топить не совсем в чистой воде… Уверен, что у нас все прошло гладко и больше не наедут?
– Эти? – переспросил я. – Нет. Мы не только охрану перебили, но и самих хакеров… То есть организация больше не существует. Так что этот вопрос закрыт.
Она всмотрелась в мое лицо.
– Но все равно ты как-то не ощутил… облегчения.
– Ингрид, – ответил я нехотя, – эти хитрожопые не единственные на свете, кто пытался жить за чужой счет. Мы себе еще наживем врагов!.. Потому запомни, официально у нас никакой самостоятельности, а лишь выполняем приказы ГРУ. Все претензии к ним. Если даже поймут, кто был.
– А как сделаешь, чтобы не поняли?
Я хмыкнул.
– Оставим следы, указывающие на ЦРУ. Те мерзавцы везде лезут, если судить по сериалам, а народ верит, что так и есть. Хоть и говорит, что не верит. Или на МИ-шесть, пусть им нервы подергают.
– А на сигуранцу можешь?
– Все можем, – заверил я. – Пусть обиженные разбираются со всеми разведками мира!..
– А мы в сторонке? – спросила она. – Знаешь, как это назвалось раньше?
– Мы живем в настоящем, – напомнил я, – и смотрим в будущее. Я знаю, как это называется сейчас. Сейчас этим способом пользуются не только все разведки мира, но и рядовые граждане. Так что не надо мне, трансгуманисту, о защите памятников старины!.. Пойдем обедать. Если аппетита нет, посмотришь, как я красиво и с чувством прекрасного ем, а то и жру.
Она поморщилась, но пошла рядом.
Аппетит у меня поубавился, хотя поесть все еще люблю, чего раньше за собой не замечал. Будучи трансгуманистом, потреблял необходимые белки, клетчатку, витамины, следил за гормональным состоянием, а что хорошо прожарено и по какому рецепту изготовлено, презрительно и высокомерно пропускал мимо ушей.
Нельзя быть мужчиной и любить вкусно поесть, это уже не мужчина, а мужик. Есть вообще опустившиеся до того, что сами готовят и выкладывают фото в инстаграм и соцсети, всерьез гордясь своими достижениями.
В печати время от времени появляются фото генномодифицированных свиней, коров или овец, в самом деле чудовищно уродливые туши, животные страдают от собственного веса и долго не живут, хотя производителям мяса долгая жизнь и не нужна, молодое мясо вкуснее и нежнее…
У меня же рост мускулатуры прекратился, да она и не была затронута в ходе генной модификации, просто я восстановил прежний вес и прежние объемы, а вот нервная ткань, как чувствую, продолжает расти, прокладывать новые пути, укреплять старые связи, ремонтирует ослабевшие дендриты и аксоны, вызывает массовое рождение глиобластов.
А это привело к тому, что стал слышать намного лучше, даже инфра- и ультразвуки, зрение к темноте приспосабливается за секунды…
