Он насторожился, спросил натянутым голосом:
– Но этот мистер… как он выглядит?
– На два пальца ниже меня, – сообщил я, – одет в джиббу, но арафатка не красная, а синяя, а главное, левую бровь рассекает большой белый шрам. Сверху вниз. Кого-то может испугать, но вообще-то это красиво и мужественно.
Он заколебался, я положил перед ним на стойку стодолларовую купюру. Он кивнул, не отрывая взгляда от моего лица, бумажка моментально исчезла, а он ответил негромко:
– Это мистер Габана Дэйл из пятьдесят седьмого номера… Он ваш друг?
Я положил перед ним еще такую же купюру и добавил небрежно:
– Просто знакомый. Приятно встретить соотечественника в дальних краях. И вместо походить по красивым местам…
Он чуть расслабился, сказал с той же профессиональной доброжелательностью:
– Он час назад вышел из отеля, но сказал, что к вечеру вернется.
Ингрид вздохнула, я взглянул на нее ревниво.
– Что, он уже очаровал тебя?.. Ладно, тогда завтра походим вместе. А сегодня сами…
Он сказал почтительно:
– Позвольте, мальчик покажет вам номер?
Я взглянул на подбежавшего темнокожего парнишку.
– Пусть показывает, вдруг заблудемся…
Негритенок, здесь еще не начали называть таких афроафриканцами, подвел нас к двери лифта, хотя отель пятиэтажный, лестница широкая и престижная, как в Каннах на кинофестивале, но лифт олицетворяет престиж.
Внутри лифта тоже как в роскошной гостиной, даже диван и ослепительная люстра, а когда поднялись на третий этаж и вошли в номер, Ингрид охнула.
– Да тут роскошно!
Я дал царские чаевые негритенку, тот засиял и выскочил в коридор.
– Тунис не бедное государство, – заверил я. – Хоть и самая крохотная страна Магриба. Помимо нефти и газа, здесь много чего. По экспорту оливок и оливкового масла Тунис занимает четвертое место в мире, круто? Больше половины населения совсем недавно относилось к среднему классу…
– А к чему относится сейчас, – сказала она холодно, – вижу. Номер классный…
– Понял-понял, – сказал я. – Пойдем. Мы же туристы.
Глава 5
Она пошла на балкон, я двинулся нехотя следом. Соседнюю комнату я уже просмотрел внимательно, как и ванную, туалет и спальню, даже не заходя вовнутрь, но зашел, походил, хмурясь и двигая бровями, как бы глубоко и серьезно мыслю. Простым людям нужны понятные доказательства мыслительной работы, а для этого нужно кряхтеть, посапывать и бормотать под нос нечто непонятное.
Ингрид права, эти люди все равно умрут, сингулярность им не светит, потому не все ли равно – помереть от старости или сейчас, все равно для них все исчезнет, ничего не остается, а между звезд в бессмертных телах из силовых полей будем носиться мы, сингуляры, существа, перед которыми люди по уровню будут ниже червяков…
Ингрид прокричала с балкона.
– Здесь пожарная лестница!
– Правда? – изумился я. – Мне казалось, они есть везде.
– Мы можем посмотреть номер, в котором остановился курьер.
– Думаешь, он оставил колбу в номере? – спросил я саркастически.
Она встрепенулась.
– Надо проверить!
– Проверяй, – согласился я. – Встретимся внутри. Я зайду через дверь.
– А ключ?
– Я не родился доктором наук, – ответил я как можно более загадочным тоном.
– Свинья! Пойдем, откроешь при мне. И не выпендривайся!
В номере мистера Габаны ничего не тронуто, останавливаться надолго здесь не собирается. Ингрид обыскала всюду, я тем временем подключился к камерам видеонаблюдения и рассмотрел этого Габану еще внимательнее.
Ингрид сказала с надеждой:
– Судя по тому, что его сразу не встретили где-то на улице, он еще не знает, кто и где ему назначит.
– Ему пришлось задержаться на всю ночь, – произнес я.
Она встрепенулась.
– Откуда знаешь?
Я указал на раскрытый планшет в руке.
– Люблю просматривать содержимое видеокамер…
– Извращенец!
– Ага, – согласился я. – Но теперь такого слова нет, как и, скажем, разврата. Теперь это называется свободный и либерально мыслящий человек, не связанный никакими условностями и старомодными догмами!.. Видишь, это вот прибыл… смотри на время… А вот… щас, еще чуть перемотну, вот поднимется по звонку… берет мобильник… слушает, а через пять минут выходит.
– Не торопится, – сказала она. – Значит, встреча не самая срочная.
Не отрываясь смотрела, как Габана взял рюкзак небольшого размера, небрежно забросил на плечо.
– Думаю, – сказала она, – вирус не совсем в стеклянной колбе.
– И даже не в фарфоровой, – сказал я.
– Что теперь…
– Выходим, – прервал я.
Последняя камера, что показала Габану, установлена на входе в отель. Видно, как вышел и сразу двинулся направо. Не думаю, что если бы надо было налево, стал бы запутывать следы там, где ничто не грозит.
Портье широко улыбнулся, по нам видно, что идем развлекаться. Несмотря на экономические трудности, развалины легендарной Медины все на том же месте, как и римские храмы и следы финикийцев, что за тысячу лет до новой эры выстроили сказочно прекрасный Карфаген и создали так называемую буквенную письменность, что легла в основу всей мировой…
Ингрид уже на улице тихохонько спросила:
– А если разминемся… и портье скажет ему, что его спрашивали люди европейской наружности…
Я поморщился.
– Здесь нет кавказской национальности, потому говорят просто «белые»!.
– Если спросят, – повторила она злее, – что о нем спрашивали белые?
Я ответить не успел, навстречу к отелю подходит пожилая супружеская пара, между ними бегают двое отвратительно визжащих внуков, все верно задумано наверху насчет чайлдфри, кому эти существа будут нужны, когда вырастут, а все производство будет автоматизировано…
Мы прошли мимо с самодовольным видом, как толстые и богатые люди из Европы, наконец я ответил кратко:
– Узнаем.
– Как?
– В номере курьера установлена видеокамера, – пояснил я. – Как и у входа в холл. Я подключил свой планшет к их сети, так что сразу могу получить сигнал.
Она покачала головой.
– Вот так все просто?
– Примерно.
Она сказала со вздохом:
– Может, надо было послушать маму? Советовала идти в науку, а не в военное училище…
