Ингрид сказала тихонько:
– Похоже, наемников в нас не видят. Ты слишком уж… благообразный. Как адвентист Седьмого дня.
– Я бы не назвал их благообразными, – ответил я. – Это потому что ты со мной. Такая нежная и одухотворенная, прям тургеневская Лейла, а то и вовсе Зухра.
– Не умничай, – сказала она. – Разумничался!..
Мы постепенно двигались к центру города, улочки становились уже более узкими, кривыми, какими-то домашними, лавочки стоят тесно, а если нет лавки, то обычно там широкий полосатый навес, напоминающий штатовский флаг, даже красные полосы чередуются с белыми, хотя, думаю, такие навесы ставили здесь, когда не то что Штатов в помине не было, но и Великобритания была всего лишь Оловянными островами для молодого еще Рима.
Глава 6
Из здания впереди вышел высокий худой чернокожий подросток, в белой хламиде, в такой ходил еще Авраам, судя по фильмам, на голове арафатка, сразу вперил в нас взгляд, полный молодой и всегда справедливой ненависти к угнетателям.
– Африка для черных! – крикнул он.
Ингрид не поняла, но потянула меня мимо, но я ответил дураку с высокомерием грамотного человека:
– Нам, арабам, насрать на черных. Для Аллаха все равны, он не различает цвет кожи, ибо смотрит в души.
Он крикнул еще злее:
– Ты франк!.. Убирайся с нашей земли!
– Для Аллаха нет франков, – отрезал я, – как нет и арабов. Есть только верные и неверные. А у тебя, дурак, нет ни души, ни веры.
Ингрид потащила меня дальше, прошипела сердито:
– Ты чего?..
– Чего «чего»?
– Зачем такой задиристый?.. – сказала она.
– А ты что, уже понимаешь язык священного Корана?
– У тебя голос наглый, – заявила она обвиняюще. – И не бреши, что цитировал Коран. Вообще брехать так нагло не по-профессорски! Ты роняешь престиж ученого!
– Где ты видишь аудиторию? – спросил я. – А на отдыхе мы все туристы. Как только снимаю галстук, я свободен и раскован, как Маяковский на прогулке с Пушкиным.
За нами со снисходительной улыбкой наблюдал из-под навеса расположившийся в тени роскошный старик с седой окладистой бородищей, грузный, но не толстый, а как бы величественный, с мудрым взглядом и много повидавшими глазами.
Я подумал, что не часто бывает так, когда по первому взгляду можешь сказать, что этот человек мудр, а этот всего лишь начитан и в меру интеллигентен.
Хорошо хоть, дураков видно издали…
Он сделал мне знак приблизиться, настолько властный, что мои ноги почти сами по себе сделали шаг в его сторону. Может быть, потому, что властность не от чувства превосходства, а как если бы старый мудрый дед подозвал меня жестом, чтобы объяснить в двух словах, как все-таки оседлать эту лошадку.
– Ты мудрый человек, – произнес он, – вижу, франк, но почему ты знаешь Коран лучше многих правоверных?
Я ответил почтительно:
– Мой господин, стыдно жить в этом мире и не знать Священной Книги Мудрости!
Он кивнул.
– Ты прав, это именно книга мудрости. Присядь здесь в тени, уважь старого человека. Скоро Аллах призовет меня, но пока я здесь, душа моя жаждет познавать мир и людей, что совсем не такие, как в годы моей юности… И женщина твоя пусть сядет. Она тоже из франков?
– Да, – ответил я. – Из самой Москвы. И языка священной Книги не знает. Хотя Коран, конечно, читала и очень даже как бы чтит.
Он подал куда-то за спину некий знак, там раздвинулись шторы из яркого цветного шелка. Немолодая женщина в никабе поставила на стол две расписные чашки, а через мгновение вернулась с кофейником, и мы сразу ощутили аромат изысканного напитка.
Старик сказал ей на языке племени нефуса, что один из диалектов берберского языка:
– И еще чашку. Эта женщина не нашей крови, она не обязана соблюдать все наши обычаи.
Я сказал вежливо:
– Все верно, она не знает языка, хотя вообще-то из племени Шелха.
Старик воскликнул в изумлении:
– Как?.. И моя жена оттуда!
– И как вы ее завоевали? – спросил я с уважением. – Моя жена в седьмом поколении москвичка, но ее гордый берберский нрав немало мне попортил крови.
Он выглядел донельзя польщенным, кивнул мне на чашки, я одну придвинул Ингрид. Она взяла красиво и гордо, демонстрируя настоящую берберистость.
Старик смотрел на нее с явным удовольствием. Ингрид в самом деле инстинктивно уловила, как нужно держаться, наверное, посмотрела фильм о царице Савской, та из каких-то подобных мест, возможно, тоже берберка…
Ничего не понимает, что мы со стариком перетираем, но улавливает, с каким удовольствием мы обсуждаем толкования Корана, это поняла, раз уж встречаются знакомые даже для не знающих ислам слова.
Старик прощупывал меня легко и ненавязчиво, я в любой момент могу сдвинуться, а то и вовсе соскочить с темы, но с удовольствием принял вызов, моментально цитирую не только Коран, но и труды Лукемана аль-Хакима, Мортеза Мотаххари, Ибн Хальдуна и многих других мыслителей Востока и толкователей ислама.
Наконец он откинулся на спинку кресла и сказал с уважением:
– Вы знаете Коран. Я, шейх племени Рассветные Горы, еще не встречал таких знатоков…
– Еще бы не знать, – ответил я. – Это же главная книга мира. Начните любую суру, и я продолжу. Шестьсот лет христианство уже правило миром к тому времени, когда Мухаммад, будь благословенно Его имя, получил Коран.
Он наклонил голову.
– Учение Христа – великий подарок Аллаха. Но за шестьсот лет люди начали уклоняться от заветов Всевышнего, и потому он прислал пророка Мухаммада.
Я произнес с благоговением:
– И потому Коран строже, четче и правильнее Нового Завета, так как в его законах нет многочисленных ошибок предыдущей Святой Книги.
Он повторил задумчиво:
– Вы знаете Коран на уровне муфтия. Почему?
– Настоящие люди тянутся к мудрости, – ответил я. – Вы же знаете, почти все черные в Штатах уже приняли ислам, а сейчас в него переходит все больше белых американцев.
Он наклонил голову.
– Знаю. Но все равно услышать такое приятно…
– Опасность Корана для Европы еще и в том, – сказал я, – что почти всякий христианин, прочитавший Коран, принимает ислам. Если вам интересно, то многие российские солдаты, попавшие в плен в Афганистане, приняли ислам… но не это главное! Могли принять под угрозами, как обычно о них говорят, но уже дома никто из них от ислама не отказался, вот что удивительно. Хотя приходится терпеть унижения, увольнения с работы, скандалы дома, отказ родителей от такого сына…
