Она торопливо вылезла машиной из укрытия, автомобильный поток неплотный, дорожные правила действуют слабо, а те идиоты даже привстают на сиденьях, стараясь рассмотреть нашу машину впереди.
Когда Ингрид догнала, наши машины почти сравнялись, я выдернул чеку из гранаты, досчитал до трех и бросил ее, попав точно в открытое окно.
Ингрид торопливо тормознула, машина наших преследователей унеслась вперед, но там вздрогнула и как бы раздулась на миг, словно кто-то громко чихнул или испортил воздух.
Ее раздуло, это я смотрел в замедленном виде, но уже не как воздушный шарик, а будто начало разбрасывать в стороны кучу разрозненных частей и деталей.
А еще во все стороны полетели окровавленные куски тел четырех человек.
Джип под руками ошалелой Ингрид завихлял по дороге, когда она старалась объехать трупы, пару раз подбросило на чем-то так, что даже я чуть не прикусил язык.
– Держись за следующими, – сказал я и взял в руки винтовку, – хотя, гм, может быть, нечестно стрелять в спину?
Она прокричала зло:
– Честно, честно!..
– Точно?
– Да стреляй же!
Из последнего автомобиля из окон заднего сиденья высунулись руки с двух сторон, у обоих пистолеты.
Я зло ругнулся, стрельба у них будет самая неприцельнейшая, хотя холодок страха все же пробежал по спине, как-то очень не люблю, если пули идут в мою сторону.
Можно затеять дуэль со стрелками, но я прицелился, просчитал все толчки и вихляние наших автомобилей, нажал на скобу.
Их внедорожник, не снижая скорости, резко рыскнул в сторону, еще раз дернулся, пытаясь выровняться, но его повело влево и с огромной силой ударило о каменный забор.
– Черт! – крикнула Ингрид.
Она дернулась, намереваясь давануть на тормоза, но увидела шанс проскочить и нажала на педаль газа.
Со всех сторон раздаются крики, шум, в нашу сторону все указывают пальцами.
Она выругалась.
– Блин, придется бросать машину.
– Так все равно же не наша, – напомнил я.
– Я к ней уже привыкла, – сообщила она.
– За восемь минут?
– Женщины к вещам быстро привыкают, – пояснила она. – К хорошим вещам.
Я посмотрел на нее с одобрением, умостился в кресле поудобнее, чуть опустив сиденье.
– Я к технике тоже… к людям с трудом, у них всегда закидоны, а техника с нами ведет себя честно.
– А ты ей?
– И я ей плачу тем же.
– А твои мыши?
– Мышки у меня вообще чудо, – сообщил я. – Такие же славные, тоже не врут и не хитрят. Я им пузики чешу, они такие довольные… А можно себе представить, чтобы я кому-то из людей пузо чесал? Ну вот тебе, к примеру?
Она даже плечами передернула, изображая на лице крайнюю степень отвращения, даже сделала движение отодвинуться, но, увы, некуда.
– Свинья! Позволила бы я тебе коснуться моего пуза! Да еще чесать.
Еще два переулка, я подсказывал, куда и где свернуть, Ингрид реагирует молниеносно, наконец я сказал быстро:
– Вон у того желтого дома останови!
И хотя здесь дома все желтые, под цвет песка и раскаленного солнца, она поняла правильно, автомобиль резко остановился, протестующе взвизгнув тормозами, я тут же выпрыгнул и, не захлопывая дверь, ринулся за угол дома.
Ингрид так же быстро оказалась за спиной, уже увидела, как темнолицый араб в национальной одежде ринулся удирать, едва завидел нас.
Бежать по узким захламленным улицам не лучшая затея, Ингрид то и дело шипела в ярости, стукнувшись о брошенные автомобили, о груды ящиков или даже настолько изломанную мебель, словно ее выбрасывали на улицу с десятого этажа, хотя здесь нет даже трехэтажных.
Я делал вид, что тоже натыкаюсь на всякое, но терплю, я же мужчина, все ожидал, что убегающий начнет отстреливаться, но тот несся со всех ног, даже не решаясь оглянуться.
Я нагнал, толкнул его в спину, он заспотыкался, сильно наклонившись и пытаясь удержаться, но все-таки грохнулся и проехал по каменистой земле животом и грудью.
Ингрид подбежала, когда я уже вздернул жертву и, саданув кулаком в морду, потащил в подъезд ближайшего дома.
– Ты куда его?
– Здесь пусто, – заверил я. – Уже посмотрел.
Ее дыхание вырывается со свистом, хотя гнались не так уж долго, просто бег оказался с рандомными препятствиями.
– Ну ты и… лось, – проговорила она с трудом. – Прешь… как бронетранспортер…
Пойманный дрожал и дико поводил по сторонам глазами. По мне он не выглядит храбрым, это не из окна автомобиля стрелять, зная, что прикроют, а вот так, наедине с таким зверем, каким изображаю себя, нужно быть действительно храбрым и готовым отдать жизнь за великие идеи.
Я сказал резко:
– Говори все, что тебе было приказано насчет нас.
Он ответил, заметно храбрясь:
– С чего это?
Я вздохнул.
– Я надеялся, ты скажешь мне как мужчина мужчине. Но если со мной говорить не хочешь, сейчас все расскажешь одной из моих сотрудниц. Она лесбиянка, а это… сам понимаешь. Они обожают пытать мужчин… Ингрид, займись им!
Ингрид решительно отодвинула меня, пойманный взглянул на ее зверское лицо и буквально вжался в стену, а сам стал таким бледным, что я даже удивился, нигде не сказано, что чернокожие могут вот менять цвет, куда там хамелеонам сраным, человек в самом деле царь природы и даже венец.
– Я же не отказывался, – сказал он мне торопливо и нервным голосом, – не отказывался отвечать!.. Я просто знаю мало…
Я сделал Ингрид знак остановиться и сказал резко:
– Говори, что знаешь. Кое-что знаем и мы. Если у нас будут разночтения, то умрешь… доставив кое-кому агромадное удовольствие!
– Даже очень громадное, – проговорила Ингрид мечтательно.
Он сказал торопливо:
– Это был Алишер. Он дал денег Сахниду и велел нам охранять человека, на которого укажет. Мы так и сделали.
– Сахнид, – спросил я, – уже с тем, кто вез нечто особо ценное?
– Нет, вы того убили первым.
– А та вещь?
– Ее передали Сахниду. А тот Уланбеку.
– Где теперь Уланбек?
– Он убегал, – ответил он торопливо, – а дальше не знаю.
– Куда Уланбек должен быть пойти?
Он пролепетал в страхе:
– Умоляю, нам велели только охранять!.. Мы не знаем, кто он, куда пойдет!..
– Он не говорил насчет аэропорта или моря?
