Шурале с проклятием хлопнул себя по карману, я торопливо выстрелил ему в кисть руки.
Он вскрикнул и затряс раненой рукой. Я чуть сдвинул ствол, нажал на спуск, и еще одна пуля ударила в левое плечо.
Трое рухнули на пол, из простреленных голов кровь потекла густыми ручьями. Шурале покачнулся, но удержался на ногах, я на всякий случай держал его под прицелом, а он с белым, как у покойника, лицом смотрел на меня злобно и растерянно, раненой кистью попытался закрыть дыру в плече.
Я сказал извиняющимся тоном:
– Мне показалось, ты левша.
Он прохрипел:
– Сволочь… я в самом деле бью с обеих рук, но пистолет на земле, не видишь?
– А вдруг у тебя в заднем кармане, – сказал я. – Лучше не рисковать.
Он зло блымнул глазами, я понял, что в самом деле где-то припрятан пистолет поменьше размерами, а то еще и десантный нож.
Он сказал слабым голосом:
– И что теперь?..
– Тебя бы зачистить, как говорят профи, – сказал я. – Ты так и делаешь, верно? Но я не профи, я человек здесь в самом деле случайный. Так что просто свяжу, а там либо перетрешь веревку, либо найдут раньше, чем сожрут крысы.
Не спуская с него глаз, я подошел к боевику, что обещал перерезать мне горло. Изо рта течет широким потоком кровь, глаза испуганные, я только сейчас понял, что это почти подросток.
– Коей мерой отмериваете, – сказал я, – той мерой и воздастся и вам, как сказал Всевышний…
Я коротко полоснул ему по горлу лезвием ножа, снял с груди длиннющий шнур с множеством костяных шариков.
– Свяжи себе ноги, да покрепче. Руки, ладно, свяжу сам, но учти, малейшее движение… Вот возьми тряпку.
Он буркнул:
– Потная, воняет.
– Там кровь твоего напарника, – сказал я с укором, – отнесись с уважением к павшему за вашу и нашу свободу, чтоб землю в Гренаде халифу отдать… Завязывай себе глаза… Чтоб не видел меня, когда буду связывать тебе руки. Я не профи, но я осторожный…
Он пробурчал:
– Ага, другому скажи… А ты живучий, гад.
– Наука бессмертна, – ответил я. – А вот мафия нет.
Он сказал с усилием, словно вдавливал в мягкое дерево гвоздь:
– Но ты здесь умрешь…
– Вряд ли, – сообщил я. – Как постчеловек я предпочту вечную жизнь. А потом, когда вселенная начнет схлопываться, посмотрим, как ее бигбангнуть снова.
Он спросил неожиданно:
– А почему… не ликвидировал? Ни в тот раз, ни в этот?
Я ответил словно бы нехотя:
– Думаю, твою дочь это огорчило бы. Не хочу обижать ребенка.
Он дернулся, лицо стало еще бледнее.
– Что?.. Какая дочь?
– Анастасия, – ответил я. – Анастасия Васильева. Достойная у нее фамилия, не то что Львиное Сердце, который получил это прозвище за звериную жестокость к пленным. Она вчера заняла первое место среди виолончелистов на всероссийском конкурсе школьников!.. Подумать только, первое… Нежная такая, трепетная, беззащитная, но волевая… Глаза синие, как у тебя, но личиком больше в маму… Да ты и сам знаешь.
Он смотрел на меня остановившимися глазами.
– Что?.. Не может такое быть…
– Может, – заверил я. – Говорю же, пошла в маму. Та тоже музыкальное училище закончила, но с тобой какая музыка…
Он помотал головой.
– Ладно, это знаю я, но откуда ты…
Я сказал с тем презрением, с каким говорят олигархи с бездомными нищими:
– Ты даже не знаешь в этой пустыне, как далеко шагнула наука. О каждом человеке можно узнать все… Нужно только знать, как.
Он сказал медленно:
– И ты та самая сволочь, что знает, как?.. Понял, можешь не отвечать. Значит, ты птица более высокого полета, чем нам сказали. Или выполняешь какое-то очень важное задание, раз у тебя все ресурсы… Надо было запрашивать за твою голову больше.
– А ты не совсем дурак, – ответил я, – хотя если побегать в этой пустыне наперегонки с обезьянами, как делаешь ты, можно вообще самому стать бабуином. Или павианом. Здесь все выходы под наблюдением?
Он буркнул:
– Все.
– Не брешешь, – сказал я с удовлетворением. – Понятно. А дальше по улице?
– По центральной, – ответил он нехотя, – просматривается до конца квартала, на перекрестке с восьми камер, в переулке еще две… Кроме того, каждая фирма считает своим долгом держать под наблюдением весь квартал вокруг себя!.. Здесь живут богатые люди, не заметил?
– Ты что-то знаешь, – спросил я, – почему такие силы брошены, чтобы остановить нас?
Он буркнул:
– Наверное, что-то сперли важное?
– Напротив, – ответил я, – стараемся не дать важное вывести в Европу. Из секретной лаборатории, которую мы уничтожили, везут опасный вирус, что убьет в Европе несколько миллионов человек. Или несколько десятков миллионов.
– Ого, – сказал он с невольным уважением. – Кто-то играет по-крупному. А где тот вирус сейчас?
– В пути, – ответил я, – похоже, мы его упустили.
Он потрогал плечо, поморщился.
– Отсюда только один путь. В Келибию. На сколько вы отстали?
– Боюсь, – ответил я, – на два-три часа.
Он кивнул.
– Тогда вы проиграли. Келибия на мысе Эт-Тибе, оттуда до Италии можно доплыть даже на весельной лодке.
– Прощай, – сказал я. – Подумай над своей жизнью, Иван Львиное Сердце…
На улице уже тишина, я выбежал с разбегу и сразу прокричал маячившему у соседнего лома Левченко:
– Машина есть?.. Быстро уезжаем! Дорога на мыс Эт-Тибе!.. В Келибию.
Куцардис подогнал джип, мы попрыгали в кузов, дальше он выжимал все из двигателя, а в кузове впервые стоит тишина, тяжелая и гнетущая, а на лицах я тоже в первый раз увидел тень поражения.
Шурале прав. В Италию проще и ближе всего попасть из Келибии, так большинство беженцев и делает. Я моментально прикинул, сколько и на что у них уйдет времени. Гонец с таким ценным грузом не рискнет в одиночку, постарается прихватить отряд боевиков, а для этого придется взять какое-то судно. То ли захватят, то ли арендовано уже заранее. Скорее всего, уже стоит у причала арендованное, эти ребята денег не жалеют, Саудовская Аравия платит щедро.
Та-а-ак, надо посмотреть насчет аренды… Хотя вряд ли эти ребята проводят платежи через банки, скорее нал из рук в руки, это проследить труднее, но это неважно, сейчас важнее, когда какой корабль отдаст швартовы и выйдет в море…
Холод пробежал по спине, я крикнул Куцардису:
– Жми! Все зависит от нашей скорости!
