– Здоровье здесь надо железное, – согласился со мной Мамонт. – А ты чего это мне подарок припер? Врать не стану – наводит на нехорошие мысли.
Бедный, бедный Мамонт. Он во всем стал видеть подвохи и скверные знамения. Даже в таких незамысловатых вещах, как подарок на Новый год.
– Да не волнуйтесь вы, – мягко сказал я главному редактору. Да, сдал он за эти месяцы, сдал. Грива волос висит лохмами, щеки перестали быть упругими и одрябли, в глазах поселилось что-то вроде безнадежного ожидания скверных вестей. Был Мамонт и весь вышел. Видно, он с того дня, когда мне выдали билет в будущее, так и сидит, ждет отставки. А такое ожидание кого хочешь под стол загонит. – Пришел просто поздравить. И все, клянусь.
Мамонт поймал мой взгляд и усмехнулся.
– Да верю я тебе, верю, – он вздохнул. – А ты заматерел, какой-то лощеный стал, вальяжный. Не тот, что раньше.
– Это хорошо или плохо? – уточнил я у него.
– Я не знаю, – развел руками Мамонт. – Просто тот был хороший парень, хоть и раздолбай, и телепень. А этот… Холодный ты теперь, ненастоящий, вот что я тебе скажу. И не проси меня объяснить тебе эти слова, я этого и сам не смогу сделать. Просто ты спросил, а я ответил.
– Устали вы, – сказала вдруг Вика. – Отдохнуть бы вам.
– Да отдохну скоро, – невесело засмеялся Мамонт. – Поверь мне, девочка. Я и сам это знаю.
– Да я ничего такого, – Вика поняла, о чем говорит редактор и смутилась. – Я в том смысле, что отоспаться, может, на лыжах походить, воздухом подышать…
Мамонт махнул рукой, явно давая девушке понять, что он только и мечтает о том моменте, когда встанет на лыжи.
– Ладно, идите уж, – сообщил он нам. – Спасибо, что не забыли обо мне. Правда тронут.
И я Мамонту поверил, хотя бы потому, что он никогда таким тоном со мной не говорил.
– Нормально все будет, – приободрил я его.
– Забыл добавить свое вечное «наверное», – в тон мне ответил Мамонт. – А здесь оно было бы к месту.
– Ну, не знаю, – почесал я затылок. – Таких, как вы, профи поискать и не найти, не только я это понимаю.
– Все, вали отсюда, – нахмурил седые брови Мамонт. – И чтобы тихо было в помещениях во время пьянки. Никаких песен, воплей, и голыми по коридорам не бегать!
– А что, раньше бегали? – удивился Жилин.
– А вон у своего начальника спроси! – ткнул в меня пальцем Мамонт. – Он тебе расскажет!
– Харитон? – вытаращила глаза Вика, Жилин же расплылся в улыбке.
– Чего? – встрепенулся я. – Вы опухли оба? Это не я бегал тогда, это Эдик Рамазанов из креативной группы. К тому же он перед этим недели две квасил без продыха. И, между прочим, его потом на принудительное лечение отправили, правда, перед этим санитары полчаса по всем этажам ловили, пока у закрытого входа на чердак не зажали.
– Все вы хороши, – справедливо заметил Мамонт. – И ты один из первых. Кто два года назад перед восьмым марта рекламщицам конского возбудителя в коньяк подмешал?
– И что, были недовольные? – осклабился я. – Да и разницы в их поведении особой не было. Что с ним, что без него…
– Оч-чень интересно, – Вика сузила глаза. – А что еще было?
– А еще… – Мамонт перехватил мой взгляд и замолчал. – Все, валите отсюда, я сказал. У вас Новый год, у меня отчеты. Брысь!
– Сдает старик, – негромко подтвердила мои мысли Вика на обратной дороге.
– Есть такое, – согласился с ней я. – Жалко.
– Жалко. Вот интересно – кто займет его место, после того как он уйдет?
Не знаю почему, но эти слова меня покоробили. Нет, по сути все верно, отчетливо видно, что он сам уже себя приговорил к отставке. А когда человек в такой ситуации опускает руки, его уже ничто не спасет от неизбежного. Как ни странно, но прописные истины – они зачастую практически являются аксиомами. Если ты борешься до конца – у тебя есть шанс вылезти из кувшина, как у той лягушки, что из молока масло взбила. А если плюнул на все и решил: «Будь что будет», то вероятнее всего, что ничего хорошего ждать тебе не следует. Применительно к данной ситуации, даже уходить можно по-разному. Можно тупо сидеть и ждать, когда придут революционно настроенные хозяйственники и гаркнут: «Кто тут бывший? А ну, с казенной мебели слазь». А можно все подготовить и уйти так красиво, что никто и не скажет: «Про Мамонта-то слышали? Сняли его!». Напротив, все будут судачить о том, что: «А Мамонт-то из «Столичного» как ушел? Красава!».
Но Семен Ильич не станет всем этим заниматься, он уже сдался. Жаль. Впрочем, легко судить других. Посмотрим, как ты будешь крутиться, когда под тобой почва пойдет разломами и снизу начнет припекать…
В кабинете слышалась перебранка.
– Господи, ну что за люди? – картинно заломила руки Вика. – На пять минут оставить нельзя – сразу начинают собачиться.
– Страха нет, – степенно заметил Жилин.
– Да что, мне их бить? – возмутилась Вика.
– Штрафовать, – посоветовал Сергей. – Это эффективней.
– Кстати – да, – задумалась Вика. – Это конструктивно.
– Только не говорите, что это мой совет – попросил Сергей – Отравят, чего доброго.
Шумели все те же – Соловьева и Шелестова. Они стояли друг напротив друга и напоминали двух базарных торговок, впечатление портили только дорогие платья. Неподалеку от них сидела на стуле маленькая Таша, которая с любопытством созерцала скандал, болтая ногами и поедая «оливье» прямо из салатницы, парни сгруппировались в другом углу, явно болея за Шелестову. Даже Петрович оживился, по его лицу гуляло нечто похожее на улыбку. Единственным сотрудником, кто смотрел на это все без интереса и одобрения, была тихоня Ксюша, которую Вика недавно пристроила к нам в редакцию. Впрочем, полагаю, что ее мнение по этому поводу мало кого интересовало, да и сама она явно ждала того момента, когда кончится так называемое «дежурное время» и можно будет сказать что-то вроде: «С вами здорово, но, я, наверное, уже пойду. У меня дела еще».
– Слушай, я знаю, кого ты мне напоминаешь, – ехидно улыбаясь, сказала Елена багровой от злобы Соловьевой.
– Ну и кого? – раздула ноздри и сжала кулаки та.
– Высуни язык, – внезапно попросил Шелестова.
– Чего? – глаза Соловьевой чуть не выскочили из орбит. Уж не знаю, кого Лена имела в виду, мне наша «мисс Прыщ» напомнила вареного крабика. И цветом похожа, и лицом…
– Язык высуни, – уже спокойным тоном попросила Шелестова. – Слушай, тебе чего, трудно?
– Ты офигела? – сбавила обороты и Соловьева. – Может, еще и глаза закрыть?
– Глаза – не надо, – помотала головой Елена.
– Да ладно тебе, высуни, – облизала ложку Таша. – Мне уже интересно стало, на кого ты похожа.
– И нам, – подали голос питекантропы (по моей личной шкале парни продолжали расти. К лету, даст Бог, до кроманьонцев дойдем).
