– Впечатляет, – одобрила Вика. – Масштабно!
– Вот нормальный человек, – показал на нее рукой Валяев. – Со вкусом! Не то что некоторые.
– Это он про меня, – к нам подошел Зимин. – Я имел глупость употребить слово «пестровато», и теперь он меня шпыняет. Добрый вечер, Виктория.
Вика получила братский поцелуй в другую щеку и горделиво глянула на ресепшн.
– А что ты думаешь по этому поводу, Киф? – поинтересовался у меня Зимин.
Я обвел глазами все помещение, от одного края до другого, и было собрался искренне похвалить дизайнера, но слова застряли у меня в горле, когда я заметил, кто вошел в стеклянные двери, ведущие в здание.
Глава шестая
в которой происходит некоторая систематизация
Точнее было бы даже сказать так – «что» вошло в холл. С большой вероятностью это было существо женского пола, об этом говорили стройные ноги в драных колготках и некогда красивые, а теперь замызганные донельзя полусапожки. Но на этом ясность заканчивалась. Грива черных спутанных и грязных волос полностью закрывала лицо, одета непонятная фигура была в когда-то явно дорогую и белую шубку, но теперь меховое изделие было очень грязным и местами даже драным.
Непонятная личность, пошатываясь, сделала пару шагов и звучно икнула.
– Не понял? – Валяев потер глаза. – Э?
– А это что такое? – спросила Вика. – Куда охрана смотрит?
– Снегурочка-бомжиха? – предположил я. – Сейчас по социальным программам кто только по адресам не таскается. Но у нас-то к кому она могла прийти? Может, перепутала чего? Ошиблась домом?
Существо руками, от которых отлетали ошметки грязи, расправило волосы на лице и огляделось.
– Нех мне дьябел порве, – сообщило оно громко. – Ту дьябло варта!
– Нашлась наша пропажа, – негромко сказал Зимин Валяеву. – Но чтоб меня скрутило, если я чего-то понимаю!
– Накидалась она в усмерть, вот уж диво дивное, сто лет такого не видел, – Валяев даже покрутил головой. – Ты же знаешь, она на языке родных осин… Или чего у них там? Болот? Ну, неважно. Если она на польский перешла, это значит дошла до края.
– Уведи ее отсюда, – Зимин был крайне серьезен. – Быстро, быстро, пока она тут дел не наворотила и лишнего не наговорила. Потом выясним, что к чему.
– Нашел, кому это поручить, – фыркнул Валяев, но сорвался с места и подбежал к пьяно раскачивающейся и невероятно грязной кадровичке. – Ядвига, серденько мое, это где же ты так наклюкалась-то? А пойдем-ка со мной, мы тебя помоем, чаем напоим и спать уложим.
– Скурвел, – кулачок Ядвиги чуть не задел нос Валяева. – С тобой? Естес хоры умыслово? Убийца!
У Зимина дернулась щека, он щелкнул пальцами, и два охранника, из тех, что приехали с нами, быстро направились в сторону женщины, которая плавно переходила на крик.
– Ядвига, золотко, ну что ты несешь! – Валяев с невероятной ловкостью уворачивался от кулаков разошедшейся полячки, грязь летела во все стороны, видно, перед тем, как прийти в здание, она здорово повалялась в ней. – Ты же меня как облупленного знаешь! Что я задумал? Какой я убийца?
– Нех че пёрун тшасьне! – визжала Ядвига, которую уже начали скручивать люди Эдварда. – Пёс ци морда лизал!
– За мной ее тащите, – скомандовал Валяев охранникам, которые таки схомутали кадровичку. – Быстро, быстро.
Он направился к служебному лифту, лицо его было бледным и сосредоточенным.
– Как не стыдно, – сказала Вика Ядвиге, когда ее проносили мимо нас. – Такую должность занимаете и…
– Естес таня курва, – сообщила ей Ядвига и плюнула в ее сторону, впрочем, не попав. – Маш дупэ як шкафе!
– Чего? – Вика посмотрела на меня. – Ничего не поняла. Чего она сказала?
– Это на польском, – раздался знакомый мне голосок у нас за спиной. – Она сказала, что вы дешёвая … ммм… женщина, переведу так. И еще, что у вас, извините, задница – точно шкаф, большая и некрасивая.
– Что-о-о-о?! – взревела Вика и повернулась к Дашке, которая стояла с виноватым видом, опустив глаза в пол.
– Так это она сказала, не я, – Дарья, не отрывая взгляда от пола, ткнула пальцем в удаляющихся охранников, волокущих пьяную полячку к лифтам. И я понимал, почему она так поступает, поскольку прекрасно представлял, какие сейчас скачут бесенята в ее шалых зеленых глазах. – Вы спросили, что она сказала, я перевела…
– Виктория, не принимайте близко к сердцу слова пьяной женщины, – Зимин положил руку на плечо разъяренной Вики и повернул ее к себе. – Мало ли что она могла наговорить? Не забывайте, что Ядвига полячка, а они на язык и в трезвом виде не слишком сдержанны, ну а пропустив пару рюмок, такого могут наговорить… И уж тем более тут совершенно ни при чем эта девушка.
– У меня попа, как шкаф! – всплеснула руками Вика. – У меня! Как такое даже по пьяни можно сказать было!
Я глянул на Дарью, ее плечи подрагивали, как от плача, но я сильно сомневался, что она роняла слезы по поводу Викиного расстройства. Почуяв, что я смотрю на нее, проказница с ресепшн подняла голову, и я увидел прозрачно-зеленые глаза, лучащиеся шалым весельем. Сердце начало привычно долбиться в грудную клетку, стремясь проломить ее.
– Вик, и вправду, – поддержал я Зимина, незаметно для расстроенной жены показывая кулак Дашке. – Она вон и праздничное убранство холла охаяла, а как по мне – оно офигенное. Одни пять плазм в ряд чего стоят!
– Зараза, – проворчала Вика, шмыгая носиком. – Великопольский верблюд.
– Идите наверх, – голос Зимина не оставлял сомнений в том, что это не просьба, а приказ. – Отдыхайте, у вас был трудный день.
– У нас всех был непростой день, – согласился с ним я. – И тебе отдохнуть бы надо, Максим Андрасович. Ты, конечно, человек золотой, но не каменный же?
– Да я ещё вон с девушками пообщаюсь, – деловито ответил мне Зимин. – Всё, доброй ночи!
Он кивнул последнему из трех охранников, что вошли с нами в здание, обозначив тем самым ему задание сопроводить нас до места, и деловито пошагал к стойке, прихватив по дороге Дарью.
– Задница у меня толстая, – все бурчала и бурчала Вика, подобрав полы шубы и вертясь перед зеркалом в лифте, при этом совершенно не стесняясь охранника. – Сама вся сморщенная, как лимон, волосы у нее, как пакля, и шея блеклая. Зараза польская!
Мне же было интересно вот что – пьяная в дугу Ядвига обласкала всех до единого, кто был в холле, и только меня обошла добрым словом. С чего бы такое равнодушие? Помнится мне, что в прошлую нашу встречу она не стеснялась ни в чувствах, ни в словах – и это по трезвяку. А тут на нервах, по пьяни – и ничего, словно не было меня там, словно я пустое место. Чудно, чудно…
Вика ближе к нашему этажу подуспокоилась, барственно кивнула консьержке, не удостоив ту даже приветствием, войдя же в двери апартаментов, сообщила мне:
