Не успел я посочувствовать безвременной кончине «крепкого хрестианина» Лавра Ивановича Кучина, скончавшегося 6 января 1906 года, но «оставшегося в памяти безутешно рыдающей супруги и малолетних чад», о чём мне поведало единственное на всём кладбище надгробие из чёрного мрамора, как отец Никодим потребовал моего горячего участия в своих промыслах.
Справедливо посетовав на то, что нам следует поскорее возвращаться, пока не наступил вечер, он тем не менее не пожелал покидать опасный некрополь, ничем не ознаменовав своего посещения этого так долго разыскиваемого нами места.
Он предложил вколотить в каждый холмик по колу, резонно заметив, что, возможно, нам удастся зацепить кого-нибудь из упырей, «где надо». Я не мог не оценить предусмотрительности вошедшего в азарт священника. В справедливости его умозрительных предположений мы смогли убедиться довольно быстро, когда загоняя кол в третью по счёту могилу, мы вдруг услышали донёсшийся из неё полный бессильного отчаянья стон. Мы с отцом Никодимом вздрогнули, а стоявшая рядом с нами Настя отшатнулась, закрыла уши руками, а затем отбежала в сторону. Beatus ille, qui procul neqotis!
27
С ожесточением мы продолжили работу. Несколько раз ещё после ударов топора по забиваемым кольям мы слышали стоны, хрипы, ещё какие-то жуткие звуки. Всякий раз мы прерывали свой труд, а Никодим крестился, шептал молитвы, но затем вновь брался за топор. Движения его казались какими-то механическими, отрешёнными, однако при этом точными и собранными.
Я всё чаще и чаще поглядывал на часы. Мне совсем не хотелось, чтобы вечер настиг нас где-нибудь на обратном пути к дому. Патрик тоже выражал нетерпение, а круживший где-то над нашими головами между ветвей Корвин подгонял нас коротким хрюканьем.
Наконец запас кольев закончился, тогда мы, к облегчению Насти, тронулись к дому. Идти назад оказалось ещё тяжелее. Во-первых, мы устали, во-вторых, нас уже не подгоняло нетерпеливое желание проверить сообщение девушки, на смену ему пришло давящее ощущение стремительно завершающегося дня. В лесу темнеть начинает раньше. Сумерки здесь таинственнее и тревожнее, чем на открытом пространстве.
В довершение всего, Настя вдруг охнула и, схватившись за голову, как слепая, заметалась среди деревьев. Её опять настигла боль, посланная практически с того света. Теперь отцу Никодиму пришлось идти, поддерживая девушку, а я, стиснув зубы, проклиная себя за пижонский отказ от завтрака (или обеда), бормотал заклятия и концентрировал остаток сил, чтобы прикрыть сознание мучительно корчившейся дочери вампира от атак её замогильного недоброжелателя.
Когда мы добрались до подворья, солнце только начинало уходить за стену леса, но мы чувствовали себя совсем разбитыми. Торопливо усыпив Настю уже проверенным способом, я рухнул на лавку, тут же закрыл глаза, мысленно приказав себе проснуться через 15 минут. Проснулся я только через час, что случилось со мной первый раз в жизни — до этого мой биологический будильник ни разу не подводил меня.
На столе пыхтел горячий самовар, шипела яичница, а отец Никодим кротко молился в углу. Увидев, что я проснулся, он подсел к столу. Мы резво выскребли сковородку. Затем он, обжигаясь, допил свой чай, после чего занял моё место на лавке, строго наказав мне разбудить его, как только стемнеет.
Сэр Галахад с Патриком уснули ещё раньше. Вид сонного царства, в которое превратилась горница, угнетающе действовал на мои расстроенные чувства, а посему я вышел на крыльцо, закурил трубку, после чего начал философски наблюдать, как сливаются с надвигающимися сумерками тени от забора и подступавших к нему деревьев.
Глава XXII. Дипломатия и агрессия
Не без мстительного удовольствия в сердце я разбудил отца Никодима. Вдвоём мы начали готовить дом к ночной осаде. Вид алхимических свечей заставил священника поморщиться, но он ничего не сказал, я же привычно расположил их по периметру дома. Когда же я стал проверять оружие, отец Никодим явно оживился. Цокая языком, он приложился к винчестеру, попытался натянуть пружину арбалета и с интересом взвесил на руке здоровую рогатину, припасённую на случай ближнего боя.
Патрик с любопытством поглядывал на священника, а когда тот принялся размахивать рогатиной, оскалился странной собачьей ухмылкой.
Он явно не доверял боевой подготовке хозяина дома. Впрочем, отец Никодим недолго забавлялся моим оружием. Он приволок солидную склянку со святой водой, засыпал подоконники цветами шиповника.
Вместе мы проверили исправность прожекторов, а потом поп, заговорщически подмигнув, водрузил на стол массивное распятие и распаковал чемодан, откуда извлёк газовый баллон и горелку с раструбом. Итак, в нашем распоряжении оказался ещё недурной огнемёт, предоставивший нам возможность бороться iqni et ferro
28.
Занятые разборкой оружия, мы не заметили, как сгустились сумерки. Теперь нам предстояло самое неприятное — ждать. К неудовольствию отца Никодима, я опять раскурил трубку. Поворчав немного по поводу извращённости современных нравов, батюшка углубился в чтение Евангелия.
Время шло. Когда миновала полночь, я начал беспокоиться. Я предпочёл бы новую лобовую атаку вампиров. Затянувшееся затишье тревожило меня. Я опасался какого-нибудь подвоха. Не слышалось за окном и ставшего уже привычным ночного воя волков. В окно заглядывала луна, её серебристое сияние, достигшее полной силы, должно было вдохновить вурдалаков.
Я уже начал всерьёз подумывать о необходимости визуальной разведки с чердака, но тут Патрик, насторожившись, с приглушённым ворчанием двинулся к двери. Встревожился и сэр Галахад. А затем в дверь постучали. Стук казался негромким, но настоятельным. Это представлялось мне по меньшей мере странным. Ни один вурдалак не мог безнаказанно миновать магический круг, чтобы добраться до двери. Но ещё меньше шансов имелось у обычного путника достигнуть нашего жилища этой ночью.
Пока я размышлял, не решаясь что-либо предпринять, стук повторился, а отец Никодим, осенив себя крестом, решительно направился к двери. Я последовал за ним, расстёгивая кобуру «магнума».
Прежде чем открывать входную дверь, мы затворили дверь в горницу, наказав Патрику зорко следить за спящей Настей. Запалив в сенях свечу, отец Никодим вопросительно посмотрел на меня и взялся за засов. Я кивнул. Дверь распахнулась, а в лицо отца Никодима ткнулась какая-то палка. Священник отшатнулся.
За пределами магического круга стоял дряхлый старик в грязной оборванной рясе, но без креста. Он не успел опустить похожую на удилище ореховую ветку, которой стучал в нашу дверь. Именно этой веткой он едва не вышиб глаза шагнувшему на крыльцо отцу Никодиму.
— Извините за беспокойство, — тихо произнёс он, и на лице его, освещённом луной, промелькнула странная улыбка. — Я уполномочен провести с вами переговоры. Позвольте войти?
Отец Никодим с недоумением посмотрел на меня. Я огляделся. Подворье показалось мне чистым. Достав из кармана пульт дистанционного управления, я включил фары лендровера, осветившие опушку леса. Там тоже никого не было.
