– Ну раз ты так говоришь, поверю тебе на слово. – Мэй насмешливо улыбнулась сквозь дым. – Только вот сам Карло был убежден, что Джино все подстроил. Он успел сказать это Винсу и заставил его пообещать, что он и его братья никогда не будут иметь дело с Джино и еще – что они не попытаются отомстить за Карло.
– Даже так?
– Конечно. Потому что Джино убить их – раз плюнуть. Карло не хотел, чтобы его дети пострадали. Он и так винил себя в том, что Лина умерла.
– О чем говорим? – поинтересовалась Сэди, подходя к нам и садясь за стол.
– О мертвецах, – ухмыльнулась Мэй, сминая окурок в пепельнице.
– Фу, гадость какая. – Сэди брезгливо передернула плечами. – Другой темы найти не могли?
Мэй расхохоталась. Сэди в ответ смерила ее неприязненным взглядом и отвернулась. Вернулись наши спутники, и разговор продолжился, но уже совсем о другом.
Рэй починил мою машину, и на радостях, что она больше не доставляет мне хлопот, я расцеловала его в обе щеки.
– Этого мало, – усмехаясь, заметил Тони из другого угла мастерской. Он и Джонни чинили старый, видавший виды кабриолет – возможно, выпущенный еще до Первой мировой войны.
– А ты и этого не получишь, – парировала я. Тони сразу же перестал улыбаться.
Мужчины и женщины по-разному воспринимают некоторые слова, и эта фраза, которую я ляпнула от избытка хорошего настроения и – будем откровенны – невеликого ума, однажды мне аукнется.
– Может, пойдем завтра в кино? – предложил Рэй.
– Не могу, на неделе я занята, и на следующей, наверное, тоже. Миссис Блэйд принесла мне толстую рукопись на перепечатку. Ей сказали, что за романы больше платят, ну, она и написала роман. Поразительная женщина.
– Может, тебе стоит найти работу получше? – спросил Рэй. – Невозможно же всю жизнь перепечатывать всякую ерунду.
– Знаю, но кем еще я могу быть? Продавщицей? Официанткой? Все это несерьезно.
– А в кино не хочешь попробоваться? – спросил Джонни.
– Актрисой? Еще чего не хватало. Актрисой, – торжественно заключила я, – я не буду никогда!
10
Роман миссис Блэйд я переписывала на машинке чуть ли не месяц – она дополняла отдельные главы по ходу дела и несколько раз перекраивала финал. Речь в книге шла о девушке-официантке, которая случайно знакомится с богачом. У богача есть надменная красавица невеста, которая его не любит, а у героини – жених, грубиян из автосервиса. По тексту было ясно, что миссис Блэйд не имеет ни малейшего понятия о том, как работают и чем живут официантки, равно как и о работниках автосервиса. Я все терпела, так как она платила аккуратно, не опускаясь до фокусов в духе Фрэнка Гормана. Несколько раз она советовалась со мной по поводу отдельных моментов, и я старательно воздерживалась от любой критики в адрес ее сочинения – не только потому, что миссис Блэйд мне платила, но и потому, что меня невольно трогала ее наивность, странная для женщины сорок с лишним лет от роду. Я мало что знала о ее жизни – она глухо упоминала, что приехала с юга и что выросла в большой патриархальной семье, глава которой, как я заключила по кое-каким замечаниям, был несносным тираном. Я угадывала, что миссис Блэйд бесконечно одинока, как бывают одиноки только люди, не находящие себе места в жизни. Муж ее то ли ушел, то ли умер, сын работал в страховой компании и отдалился от нее. Она носила длинные темные платья чуть ли не по щиколотку (не дай бог открыть колени), тяжелые бусы с претензией, шляпки без украшений и некрасивые туфли без каблуков. Воспитанная в строгости, она никогда не пользовалась косметикой и не подкрашивала волосы. Она была старомодна, застенчива и принадлежала к тем людям, которые возбуждают жалость, а у людей определенного склада – раздражение. Я не рассказывала миссис Миллер о миссис Блэйд (потому что была уверена, что старухе и так все известно о моей посетительнице), и миссис Миллер сама высказалась о пишущей даме с присущей ей определенностью.
– Настоящая леди, сейчас уже таких не делают, – сказала она. – И не ценят.
И минутой позже:
– Таких, как она, мужья начинают обманывать еще до свадьбы.
– Вряд ли нас это касается, миссис Миллер, – дипломатично заметила я. Старуха свирепо фыркнула и удалилась отчитывать кого-то из жильцов за то, что он играл по вечерам на флейте, раздражая своих соседей.
Из-за работы (ведь, кроме печатания на дому, я должна была еще вкалывать в газете) я совершенно упустила подробности ссоры Джонни с Мэй. Кое-что мне потом рассказала Сэди, кое-что – Рэй, Лео и Тони. Похоже, что ссора вспыхнула на ровном месте из-за того, что Джонни показалось, что Мэй с кем-то флиртует. Мэй вспылила, и все завершилось скандалом, в ходе которого она швырнула в Джонни тарелку. Не знаю, кто больше – Роза или я – надеялся, что между Мэй и Джонни все кончено, но надеждам этим не суждено было сбыться: уже через два дня они помирились, и когда я снова их увидела, все указывало на то, что ссора только укрепила их отношения. В тот вечер мы всей компанией отправились в кино, и, когда Мэй стала хихикать и прямо в зале целоваться с Джонни, нервы у меня не выдержали. Я встала с места, сказала, что я, кажется, уже видела этот фильм, и вышла из зала. Рэй выскочил следом за мной, но я находилась в таком взвинченном состоянии, что едва обратила на это внимание. Свежий воздух немного отрезвил меня, и на улице я остановилась. В соседнем кинотеатре, поменьше и попроще, шел фильм с Бастером Китоном
[7], и Рэй предложил пойти туда. Народу в зале было меньше, чем в том, откуда мы ушли, что вполне меня устраивало, но все же я не могла смеяться со всеми. Раз или два, впрочем, я нашла в себе силы улыбнуться во время просмотра – и тут я заметила, что Рэй смотрит не на экран, а на меня.
– Что? – спросила я.
– Ничего.
– Точно?
(Дурацкий диалог, конечно; а вы хотите, чтобы в жизни все реплики, как в хорошем сценарии, имели смысл?)
– Я тебе не нравлюсь? – внезапно спросил мой спутник.
Я смутилась.
– Послушай, я хорошо к тебе отношусь, – сказала я. – Но…
В сущности, после «но» можно было и не продолжать, и мы оба это поняли.
– Хотел бы я, чтобы ты хоть иногда смотрела на меня так, как ты смотришь на Джонни, – безжизненным голосом промолвил Рэй, глядя на экран, где суетился маленький человечек в мешковатом костюме и маленькой плоской шляпе-канотье.
– Что, очень заметно, что он мне нравится? – Рэй кивнул. – И он тоже знает?
– Конечно.
– Я ему не нужна, – пробормотала я. – Совсем.
Неожиданно мне все надоело. Никчемная жизнь, никчемная любовь, никчемная работа – сколько еще я буду все это терпеть? Я внутренне бунтовала, и бунт требовал действий, не важно каких. У меня были деньги, которые мне заплатила миссис Блэйд, и машина, которую починил Рэй. На Новый год неожиданно для всех, и в том числе для себя, я собралась и уехала в Севастополь, который находится недалеко от Сан-Франциско, так что ехать туда из Лос-Анджелеса не сказать чтобы близко. Когда я вышла из машины, мать выбежала из дома мне навстречу.
