– Пока нет, но я ведь только что записалась. К нам в бар ходит один фотограф, он меня и снимал. Посмотрела я на эти фотографии и подумала – а что я теряю? Лучше ведь попробовать, чем ничего не делать и потом терзаться, что ты, может быть, упустила свой шанс.
– Разумно, – сказала я и посмотрела на часы. – Слушай, мне уже пора возвращаться. Была очень рада повидаться с тобой. И не останавливайся, пока не станешь звездой, – полушутя-полусерьезно добавила я.
Сэди расцвела и поправила шляпку.
– Больше ничего не хочешь сказать? – заметила она, вопросительно глядя на меня. – Передать привет ребятам, например…
– А, да. Конечно.
Передай им привет и скажи, что я желаю им удачи в нелегальной торговле спиртным, рэкете или чем еще они там занимаются, съязвила я мысленно. Но только мысленно.
– Ты бы как-нибудь зашла их проведать, – нерешительно сказала Сэди.
– Да, конечно, как-нибудь обязательно, – ответила я, отлично зная, что больше никогда не встречусь с братьями Серано, их матерью или кузеном со шрамами. – Просто… Я ужасно себя чувствовала, когда узнала о смерти Джонни. Я до сих пор ужасно себя чувствую, и если я увижу кого-нибудь из них… я буду думать только о том, кого больше нет, – добавила я изменившимся голосом.
Сэди понимающе кивнула. Мы обменялись еще несколькими незначительными фразами и попрощались.
Вернувшись в редакцию и снимая пальто, я услышала краем уха, как сотрудники обсуждают кого-то из отсутствующих коллег.
– Бросьте, она милая девушка, – сказал фотограф Роджер Экер. – И никакая она не высокомерная, просто застенчивые люди производят такое впечатление.
– Ладно, она не высокомерная, – проворчал Фрэнк Горман. – Но я все равно ее не понимаю. Ни с кем не дружит, никого к себе домой не приглашает…
– А, – оживился фотограф, – так ты хотел бы, чтобы она пригласила тебя к себе домой? Интересно, что об этом подумает твоя жена?
– Иди ты к черту! – рассердился Фрэнк. – Я просто хотел сказать, что это нормально – общаться с теми, с кем работаешь. Хотя бы на день рождения к себе пригласить или на какой-нибудь праздник… Странная она какая-то.
– А по-моему, наша Тат очень даже себе на уме, – объявила Лиззи, дымя сигаретой. – У нее есть словарь, и я сама видела, как она каждый вечер читает по странице. Наверное, чтобы произвести впечатление на какого-нибудь богатого мужика.
Оказывается, коллеги перемывали косточки мне, а про словарь Лиззи знала, потому что некоторое время мне пришлось жить с ней в одной квартире. Сделав над собой усилие, я улыбнулась и подошла к собеседникам.
– Ты уже вернулась? – сказал Фрэнк. – Отлично. Тебя ждет интервью одного ученого, где встречаются какие-то страшные слова вроде «параллелепипеда». Оно у тебя на столе, и его надо перепечатать уже позавчера.
– Никаких проблем, – отозвалась я. – Приходите послезавтра.
Все засмеялись, и Фрэнк – громче остальных.
Через несколько дней, получив свою еженедельную зарплату, я отправилась после работы в универсальный магазин. На улице возле него какой-то тип отвлек меня вопросом, а когда я начала отвечать, вырвал у меня сумочку и бросился бежать. Я кинулась за ним и налетела на пышнотелую даму, которая, схватив меня за руку, стала кричать и ругаться на весь квартал. Кое-как мне удалось избавиться от нее, но к тому моменту мерзавца, укравшего мою сумку, и след простыл. Домой я приехала в совершенно расстроенных чувствах и даже забыла поздороваться с миссис Миллер, когда столкнулась с ней в холле.
– Что-нибудь случилось? – спросила она. – На вас лица нет.
Отступать было некуда, и я выложила ей все, закончив просьбой повременить с платой за квартиру, потому что мне придется где-то занять деньги или отправить матери телеграмму, чтобы она выслала мне несколько долларов.
– Вы уже обращались в полицию? – спросила миссис Миллер.
– Нет, я… Я не успела. И потом, что я им скажу?
– Опишете им вора и его сообщницу, – усмехнулась миссис Миллер. Я изумленно вытаращилась на нее. – Ну да, эта дама, которая вас задержала, наверняка его сообщница. Такие негодяи всегда работают в паре.
– Наверное, вы правы, – сказала я нерешительно, – но я… я никогда не была в полиции. Я не знаю…
– Я пойду с вами, – промолвила миссис Миллер железным голосом. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь. И постарайтесь вспомнить как можно больше примет этой парочки, вам придется подробно их описать.
В то время, о котором идет речь, полиция вызывала в обществе какие угодно чувства, только не уважение. Полицейских презирали за продажность, побаивались за жестокость и вообще старались иметь с ними дело как можно реже. При этом общество предпочитало обходить молчанием то, какие мизерные зарплаты получало большинство работающих в полиции, опасности, подстерегающие их на службе, и десятки, если не сотни погибших при исполнении. В прессе стражи порядка служили излюбленным предметом насмешек, и редкий номер нашей газеты обходился без шпилек в их адрес. Немудрено поэтому, что мысль об обращении в полицию, на которое я имела полное право, не вызывала у меня никакого энтузиазма.
Однако поначалу казалось, что с поддержкой миссис Миллер все пройдет как нельзя лучше. Не снизойдя до разговора с низшими чинами, она твердой поступью добралась до кабинета начальника участка и, преодолев сопротивление секретаря, который не хотел нас пускать, хорошо поставленным звучным голосом изложила суть проблемы.
– Что ж, мэм, должен вам заметить, что вырванная на улице сумка – еще не самое страшное преступление, которое может произойти в нашем городе, – спокойно заметил шеф и повернулся к секретарю: – Джим, кто у нас на месте из отдела краж? Майерс еще не ушел?
Секретарь кашлянул.
– Никак нет, сэр.
– Так что вам к лейтенанту Майерсу, – заключил шеф. – Третий кабинет.
И он обменялся с секретарем многозначительным взглядом, смысл которого мне стал понятен позже.
– У меня тут неподалеку кое-какие дела, – сказала миссис Миллер, когда мы вышли от шефа. – В любом случае, я больше ничем не могу вам помочь, потому что преступников видели только вы.
Я бессвязно поблагодарила ее и поспешила в третий кабинет. Лейтенант Майерс оказался толстяком с редкими волосами неопределенного цвета и маленькими, глубоко посаженными глазками. От его одежды разило потом, и он сидел, закинув одну ногу на край стола и жуя гамбургер. В нескольких слова я объяснила лейтенанту суть дела.
– Сумку, значит, вырвали, – хмыкнул он, дожевывая гамбургер и вытирая руки бумажной салфеткой. – А вы не пробовали покрепче держать ее на улице, мисс? Чтобы не провоцировать воров, к примеру.
Я не знала, что на это можно ответить, и молча села на засаленный стул, на который Майерс мне кивнул.
– Что именно вы запомнили о том, кто вырвал у вас сумку? – спросил лейтенант. Он снял ногу со стола и выжидающе уставился на меня.
