– Перевод слабоват, – сказала я. – Отдельных фраз не хватает. И полицейский нес решето с крыжовником, а не ящик с фруктами. Это я только начало посмотрела, боюсь даже предположить, что там дальше.
Мой собеседник моргнул с озадаченным видом.
– А вы разве… Я подумал, что вы актриса…
– И перепутала книгу с коробкой драгоценностей? – прищурилась я.
– Нет, конечно. – Он рассмеялся. – Я… мне, наверное, стоило представиться. – Он подошел ко мне и протянул узкую белую руку. – Я Джонни Шенберг.
– А я Лора Лайт, – сообщила я, пожимая его ладонь. По правде говоря, он меня озадачил. В Голливуде сынки крупных продюсеров обычно выглядят и ведут себя как наследные принцы, которым не угрожает революция и которые могут делать все, что заблагорассудится. Мой собеседник был совсем другой породы – застенчивый и замкнутый. Я подумала, каково ему приходится в тени отца, и сразу же решила: не слишком хорошо.
– Я не видела вас среди гостей, – сказала я.
– Меня там не было. А почему вы оттуда сбежали?
– Поругалась с Нормой Фарр. Женские дрязги.
– А, вот теперь я вас вспомнил, – протянул он. – Я же заходил на просмотр материала. «Леди не плачут», верно?
– Ага. А вы чем занимаетесь?
Только произнеся эти слова, я вспомнила, что он то ли бросил университет, то ли был исключен, судя по разговору, который я слышала в день подписания контракта. Кажется, Шенберг сказал по телефону: «Твое решение», значит, об исключении речь не шла.
– Ничем, – признался Джонни после паузы.
– Отличная профессия, – заметила я. – Нет, правда.
Он поглядел на меня и рассмеялся.
– Я тоже так считаю. А вообще я самолеты люблю.
– Строить или летать?
Джонни задумался.
– Знаете, вы первая, кто мне задает этот вопрос. По правде говоря, я и сам не решил. – Он с любопытством посмотрел на меня. – Скажите, вы играете в теннис?
– В августе, в Калифорнии? Вы хотите моей смерти?
– Нет, я… – Он смутился. – Я просто так спросил. Есть же крытые корты…
– Если вам когда-нибудь захочется играть с человеком, который в жизни не держал в руках ракетку, я к вашим услугам, – сказала я.
В дверях появился слуга-японец в белом пиджаке, который довел до моего сведения, что мистер Шенберг приглашает всех гостей в сад, чтобы полюбоваться фейерверком. Я попрощалась с Джонни и ушла.
36
Не прошло и недели, как меня перебросили на съемку комедии, название которой меняли несколько раз, пока не остановились просто на «Салли», по имени главной героини. Ее играла популярная актриса Диана Холланд, а мне выпала роль расчетливой девицы, которая пытается увести у нее мужа. Если бы он попался мне в жизни, я бы и внимания на него не обратила, не говоря уже о том, чтобы уводить его. У актера были рыбьи глаза и кислая физиономия человека, который мается геморроем так давно, что уже привык обсуждать его с первым встречным; кроме того, ему было уже за тридцать, а из-за грима он выглядел еще старше. Куда больше симпатии я испытывала к молодому актеру, который играл моего отвергнутого поклонника, но он был женат, а брак я уважаю. Режиссер попался вполне сносный, без огонька, но постановка его и не требовала. В обычных условиях мы бы сняли фильм за три недели, но у Дианы начались нелады в личной жизни, и тут я увидела, что такое работа с неуравновешенной актрисой. Она пила, закатывала скандалы и срывала съемки. Она осыпала оскорблениями режиссера, актеров, включая меня, и даже продюсера, который курировал постановку. Я до сих пор не знаю, как нам удалось завершить фильм; иногда мне казалось, что кто-нибудь не выдержит и на съемочной площадке произойдет убийство. Вскоре после окончания съемок я ехала на студию, и, когда я остановилась у шлагбаума, какой-то подросток сунул мне газету и спросил автограф. Я расписалась и отдала ему газету. Он взглянул на подпись, разочарованно нахмурился – и через мгновение бросил газету в урну.
– В чем дело? – спросила я.
– Я думал, вы Джин Харлоу, – ответил он, пожимая плечами.
– Она здесь не работает, – сухо сказала я и проехала на студию, но мое самолюбие после этого ныло несколько дней.
Третий фильм, в котором я должна была сниматься, оказался гангстерской драмой под названием «Наш враг», и, прочитав сценарий, я разозлилась. У моего персонажа – подружки гангстера, которая не знает, что он гангстер, – было всего четыре сцены, и вдобавок в последней ее убивали. Героиня, которую мне предстояло играть, была выписана как законченная идиотка, потому что только идиотка не заметит, что ее дружок подался в бутлегеры. Получалось, что Айрис была совершенно права: студия взяла меня под давлением миссис Блэйд, но совершенно не знала, что со мной делать, и просто-напросто затыкала мной дыры. Кого в следующий раз мне придется играть? Персонажа с парой сцен, на которого никто из публики не обратит внимания? Или вечное актерское пугало – «Кушать подано»?
Чтобы отвлечься, я включила радио, но в тот вечер оно только раздражало меня, и я выключила его. Телефон молчал. Если бы позвонил кто-нибудь из друзей, я бы могла излить ему душу. Но у меня не было друзей, если не считать миссис Блэйд. Я старалась ровно обращаться со всеми, с кем работала на студии, но я не завела там ни одного друга. Попадались женщины, с которыми приятно было поболтать, попадались мужчины, которые были не прочь со мной переспать, но с первыми я за пределами студии не общалась, а вторых игнорировала, потому что мои предыдущие романы обошлись мне слишком дорого.
Я позвонила миссис Блэйд, но ее высокий кудахтающий голос по телефону оказал на меня странное воздействие. Я не успокоилась, а только еще больше разгорячилась. Ей не было дела, что роли мне достаются все хуже и хуже – ее пугала сама тема гангстеризма, и она наговорила столько чепухи, что я уж была не рада, что ее потревожила. Кроме того, ей не давали покоя собственные заботы. Она переживала, что ее новый роман «идет не так, как надо». Если бы тогда я лучше знала писателей, я бы поняла, что «не так, как надо» означает просто-напросто то, что она исписалась и скудному запасу тем, которые ее волновали, пришел конец. Но мне было мучительно неловко и хотелось как можно скорее закончить ненужный разговор.
– Я брала у вас в долг двести долларов, миссис Блэйд, – сказала я. – Сто семьдесят я уже вернула. Я пришлю вам чек на оставшиеся тридцать, как только смогу.
Повесив трубку, я покосилась на радиоприемник и подумала, что в своем деревянном футляре он похож на стоячий гроб. Когда нам плохо, все наши мысли обретают негативную окраску. Пройдясь по гостиной, я вспомнила совет матери – найти толкателя, который поможет мне с карьерой, но я ни разу не встречала режиссера, который поднялся выше ремесленника, а продюсеры в массе были старые, малопривлекательные, циничные и, что хуже всего, безнадежно женатые. Глава студии Шенберг не имел дел с актрисами, а пользовался исключительно услугами профессиональных проституток. От дальнейших размышлений меня отвлек телефонный звонок.
