На скамью позади моей присела женщина, до меня донесся аромат ее духов. Она заерзала на месте, и внезапно я почувствовала, как ее сумочка осторожно коснулась моего плеча.
– Не оборачивайтесь, – шепнула незнакомка на довольно скверном английском. – Фотография с вами? Положите ее на скамью рядом с собой.
Изумившись, я выполнила ее требование. Незнакомка наклонилась вперед и бросила взгляд на фото.
– Спрячьте его, – шепнула она. – Через несколько минут я встану и выйду из церкви. Выходите сразу же за мной и следуйте на расстоянии в десять шагов. На улице ко мне не подходите. Вам все понятно? – Я хотела задать вопрос, но она нетерпеливо мотнула головой. – Все вопросы потом, потом, – скороговоркой проговорила она.
Я спрятала фото. Незнакомка сделала вид, что ищет что-то в сумочке, потом встала и, негромко кашлянув, двинулась к выходу. Я поднялась с места и пошла следом за ней, но киношная практика давала о себе знать, и я словно видела нас со стороны, глазами невидимого оператора. Вот иду я в бордовом костюме и бархатной шляпке, облегающей голову, а вот она. Светлое платье в темную крапинку, темная шляпка с вуалеткой, а вот сумочка могла быть и лучше. Туфли, впрочем, весьма элегантные. По походке я бы дала ей лет двадцать пять, но голос противоречил походке, он явно принадлежал женщине лет сорока. Соблюдая дистанцию, мы двигались по женевским улицам, пока кружным путем не подошли к старому дому. Незнакомка вошла в него, я двинулась следом за ней. Лифта нет, только лестница – странно, что я не слышу стук ее каблуков по ступеням. Я поднялась на второй этаж, недоумевая. Незнакомка исчезла. Я с досадой спросила себя, в какую историю меня угораздило вляпаться, – и тут дверь за моей спиной открылась, кто-то схватил меня за плечо и затащил в квартиру. Дверь захлопнулась. Я отскочила к стене – но нет, схватил меня не мужчина, такая сильная рука оказалась у женщины, за которой я шла. Она приложила палец к губам и поманила меня в гостиную. Стол, стулья, комод, в углу этажерка с фарфором, на стене – портрет какого-то патера. На одном из стульев сидел крупный, неповоротливый на вид человек лет сорока пяти в костюме, который казался ему тесноват.
– Вот она, – сказала женщина по-русски, кивая на меня.
– Пришла одна?
– Одна, я не заметила никого подозрительного.
Через мгновение я услышала, как в замке поворачивается ключ. Вошел парень рабочего вида и хмуро покосился на меня.
– Хвоста не было, – отчитался он человеку, сидящему за столом.
Тот молча кивнул, и парень удалился. Женщина отошла к стене и стала возле нее.
– Ну что ж, – сказал незнакомец, буравя меня взглядом, – давайте знакомиться. Надеюсь, вы не забыли русский язык?
51
– С какой стати мне его забывать? – довольно воинственно ответила я. По правде говоря, мне было немного не по себе, но я уже примерно представляла, с кем имею дело.
– Вот и хорошо, – одобрил незнакомец. – Как к вам лучше обращаться: Татьяна Коротич или Лора Лайт?
– Татьяна Коротич.
– Садитесь, Танечка. – Незнакомец встал и собственноручно отодвинул для меня стул. – Разговор будет долгим.
– А как к вам обращаться? – поинтересовалась я, усаживаясь на стул.
– Ко мне? – Он усмехнулся. – Иванов Иван Иванович. Устраивает?
– У меня вопрос, – начала я, извлекая из сумочки фото Габриэля. – Что это значит?
Человек, назвавшийся Ивановым, сел напротив меня и задумчиво потер подбородок.
– Мы подумали, вам будет небезынтересно узнать, что ваш знакомый жив, – сказал он.
– Его расстреляли, – мрачно промолвила я, гадая, во что меня пытаются втянуть.
– Приговорили к расстрелу, но в последний миг приговор отменили. Стараниями человека по имени фон Клюге, – уточнил Иванов. – Он давно знает Леруа и всегда им восхищался. Двоюродный брат фон Клюге входит в ближайшее окружение Гитлера. – Говоривший поморщился так, словно проглотил таракана. – В общем, ваш друг получил отсрочку.
– Где он сейчас? – хрипло спросила я.
– В тюрьме. Только не думайте, что фашисты занимаются благотворительностью. Видный летчик, писатель, журналист – голос такого человека кое-что значит. Один антифашист, переметнувшийся на их сторону, котируется больше оравы продажных писак. Все, чего фон Клюге хочет от Леруа – чтобы тот признал свои заблуждения. Дальше он будет писать статьи, восхваляющие Гитлера, выступать по радио, получать кучу денег и жить припеваючи. Как Вудхауз
[40], например.
– Габриэль никогда… – начала я.
– Возможно. Но не забывайте, что мы говорим о людях, у которых… скажем так, имеется неограниченный арсенал средств убеждения. «Нет» в домашней обстановке и «нет», когда к твоей голове приставлен пистолет, это два совершенно разных «нет».
– Чего вы от меня хотите? – спросила я напрямик.
– Мне нужно заполучить некие бумаги, которые находятся в Лиссабоне, – ответил Иванов. – Человек, у которого они сейчас – ваш поклонник. Он смотрел все ваши фильмы по несколько раз. Вам будет легко втереться к нему в доверие, но я должен сразу же вас предупредить, что задание опасное. В прошлом этот господин уже раскусил не одного агента, так что вы очень сильно рискуете.
– Кто этот человек? – спросила я.
– Высокопоставленный служащий рейха.
– А взамен? Что я получу взамен?
– Мы попытаемся устроить Габриэлю Леруа побег. Когда я говорю «попытаемся», вы должны понимать, что никто не может ничего гарантировать. Упрямство Леруа раздражает немцев. Пока он в тюрьме на французской территории, его еще можно вытащить, но если у фон Клюге кончится терпение и Леруа отправят в концлагерь… Тогда остается рассчитывать только на чудо. Если же фон Клюге вдруг решит, что его приятеля проще расстрелять для острастки остальных, тогда вообще надеяться не на что. Вы понимаете?
– У меня есть деньги, – сказала я. – Можно подкупить охрану тюрьмы.
– Если деньги понадобятся, мы дадим вам знать.
– Я могу передать ему записку? – спросила я.
– Да, но только короткую. Нина вам покажет, на чем и как писать.
– Хорошо. Когда мне лететь в Лиссабон?
Иванов обменялся быстрым взглядом с безмолвной женщиной, которая по-прежнему стояла у стены.
– Вы согласны? Я вас предупреждал, что миссия может быть опасной.
– Плевать. Рассказывайте, что я должна сделать.
Иванов откинулся на спинку стула. Он очень хорошо владел собой, как все разведчики, но я все равно поняла, что он удивлен, и его удивление точно не было неприятным.
