Вынырнул, отплевываясь, и снова нырнул.
Вынырнул.
Опять один.
Гарика на поверхности видно не было.
– Гарик!!! – заорал Мещерский что есть мочи.
И снова нырнул.
– Помогите! – завизжала Катя. – Они утонут!
Ей казалось, что она орет громко, как резаная, но горло ее сипело от волнения, от страха.
Темная вода…
Блики света…
Мещерский вынырнул и снова нырнул.
Его не было ужасно долго, и вот он вылетел из воды чуть ли не до пояса.
Катя увидела, что он вцепился в какой-то темный предмет.
Это было тело Гарика Тролля.
– Аааааааааа! – закричал Мещерский и поплыл боком к берегу, выбиваясь из сил и таща за собой несчастного утопленника.
Катя пересилила свой страх перед этой темной ночной водой и ринулась вперед – вода дошла до колен.
И вот Мещерский уже здесь, тянет за собой тело. Катя помогла ему, схватила Гарика за мокрую футболку-поло.
Вдвоем они вытащили его на мокрый песок. Гарик казался мертвым.
Катя совсем растерялась.
– Помогай. Не стой столбом! – крикнул Мещерский.
Он никогда не разговаривал с Катей резко, а тут сорвался. Вода текла с него ручьем, как и с Гарика. Он рухнул на колени, резко надавил ему руками на грудь.
Катя лихорадочно пыталась вспомнить правила помощи утопающим. Искусственное дыхание?
– Помогите! – закричала она. – Человек утонул!
Ей опять казалось, что она кричит громко. Но горло сипело. Слышал ли их кто?
– Помогите!!!
Мещерский быстро перевернул Гарика на живот, подсунул под него колено, приподнял, так что голова Тролля отказалась внизу. Надавил.
Гарик глухо закашлял, из его горла хлынула вода. Мещерский снова быстро перевернул его, приподнял голову, жестом показал Кате – держи. Она быстро подсунула под голову Гарика сжатые кулаки. Мещерский резко надавил ему на грудину, еще раз. Еще, еще раз.
Гарик снова закашлял, вздохнул, и его начало рвать водой. Мещерский повернул его на бок, начал массировать его грудь, руки, пытаясь согреть.
Катя снова закричала что есть мочи: «Помогите!» Потом вспомнила про свой мобильный, набрала номер Гущина. Гудки, гудки…
Она вскочила на ноги и заорала так, что эхо…
Эхо над темной водой.
Крик о помощи.
К ним уже бежали сотрудники полиции. Гарика рвало, но он дышал.
Его подхватили на руки, потащили в дом. Внезапно Мещерский отстал от процессии и бегом вернулся на пляж. Он ползал по песку у воды, шарил, что-то искал. Катя не понимала, что он ищет. Но вот он что-то схватил.
Катя увидела айфон – телефон Гарика, который тот то ли уронил, то ли бросил, перед тем как топиться.
Мещерский потряс его, ткнул пальцем в экран и на мгновение экран вспыхнул – sms все еще висело.
Короткое, всего два слова:
Он умирает…
Экран мигнул и погас, телефон сдох, в него попала вода.
Катя и Мещерский догнали полицейских, тащивших ГарГарика, лишь у самых дверей.
– Зажгите камин! – крикнул Мещерский. – Принесите одеяла, его надо срочно согреть!
Глава 23
Морок
Гарика приволокли в каминный зал. Туда сразу же набилась уйма народа: полицейские, обе горничные, Раков. Он спешно растопил камин. Гарика усадили в кресло у огня. Он стучал зубами, но раздеваться отказывался. Пришел полковник Гущин, пришли обе теледивы – Юлия Смола и Евдокия Жавелева. Евдокия разглядывала Гарика, словно редкое причудливое животное. Юлия бросилась к креслу:
– Гарик, что случилось?
– Юлька, уйди, – процедил он сквозь зубы.
Глянул на Мещерского.
– Ты меня вытащил?
Во взгляде – никакой благодарности.
Горничная Валентина принесла одеяла. Гущин отозвал Катю в сторону – что еще за дела? Катя торопливо рассказала. Она поймала на себе взгляд Евдокии – та окинула ее с головы до босых ног, и рот ее скривила гримаска.
– Взял по-тихому лодку? Пытался отсюда сбежать? – спросил Гущин.
– Мне так показалось сначала. Но потом он шагнул за борт. Хотел утопиться.
– Может, просто оступился, когда пытался включить мотор?
– Нет. Хотел покончить с собой, – твердо повторила Катя. – Он утонул там, на глубине. Сережка за ним много раз нырял, еле нашел. Если бы не нашел, Гарик утонул бы.
Она не сказала Гущину про sms. Она пока не осмыслила этот факт. Мобильный сдох, все равно теперь не узнаешь. Или узнаешь? Но позже.
Он умирает…
Катя ощутила холод внутри. Сердце сжало как тисками.
Все, что произошло с ней впоследствии, этот странный, ни с чем не сравнимый опыт, который она пережила через несколько минут, был подготовлен этими вот мгновениями.
Впоследствии она много раз думала об этом. Открывала память, словно шкатулку, выстраивала для себя в ряд вполне рациональные причины и объяснения. Страх, шок… Усталость – она ведь так вымоталась за этот бесконечный день в деревне Топь. Быть может, это было что-то полуобморочное, замешанное на страхе, тревоге, усталости, голоде – ведь она ничего не ела, ни маковой росинки! Голова кружилась…
Может, это все объясняло то, что она увидела и ощутила? Она спрашивала себя бесконечное количество раз: а сколько всего может вместить в себя наша душа? Есть ли предел, черта, за которой от избытка пережитого реальность словно бы истончается, размывая границы упорядоченной логики восприятия? И являет какие-то новые горизонты, новый опыт?
Или то был лишь морок, фантом, иллюзия? Галлюцинация, замешанная на подсознании?
То, что она почувствовала и ощутила так внезапно, преследовало ее. Этот бесконечно длинный день, начавшийся у воды и закончившийся у воды, вместивший в себя труп утопленницы-няни, страшные событий в детской, шок от гибели ребенка и мгновенную надежду на то, что, может, не все потеряно и ребенок не умер, звонки в больницу, оперативную канитель и новый шок, связанный со спасением утопающего, со спасением молодого самоубийцы…
Все это подготовило почву тому, что она ощутила там, в картинной галерее…
Они с Мещерским и не собирались туда. Вокруг Гарика хлопотали все. Гущин пытался что-то у него спросить, но Гарик не отвечал. Катя сказала Мещерскому:
– Тебе надо переодеться, ты весь мокрый.
Они вышли из каминного зала, и Мещерский повел ее через гостиные. Катя шлепала по наборному паркету босыми ногами, держа кроссовки за шнурки. Решила – доберется до комнаты Мещерского, там и приведет себя в порядок.
