Артюша Клинопопов видел этот горб. Он испытывал в душе чувство удовлетворения. Он думал: так даже лучше, что он не умер… Чуча с ним еще наплачется… О да!
Никогда с тех пор Артемий Клинопопов не испытывал чувства жалости к детям. И в этом грубый толстый полицейский был прав.
Клинопопов усилием воли сфокусировал свой взгляд на лице грубого полицейского. Поднял руки и в смиренном жесте возложил их на руку Гущина, наказывающую и унижающую его.
– Федор Матвеевич, отпустите его! – воскликнула Катя.
– Говори, как было дело, – прошипел Гущин.
– Федор Матвеевич! – Катя кинулась их разнимать.
Ее испугал этот странный клинч, в котором они сошлись. Ее испугало лицо Клинопопова.
– Ничего не было, – прошелестел тот. – Полковник, вы что, хотите меня убить?
Гущин дернул его что есть силы и ударил головой о мягкий брезент палатки. Ткань рубашки Клинопопова треснула.
– Федор Матвеевич! – Катя вцепилась в Гущина сзади. – Отпустите его!
Гущин отшвырнул Клинопопова – тот ударился об упругий брезент. Боли он не испытывал. Чувство сладострастия нарастало в нем великой волной.
– Федор Матвеевич, прекратите! – Катя бросилась между ними. – Вы так только хуже делаете – для себя и для дела.
Клинопопов удержался на ногах.
– Ударьте меня, – сказал он кротко. – Я подставляю вам другую щеку, ну? Христианские мученики терпели от язычников и не такие вещи, и это лишь укрепляло их дух.
– Лицемерный негодяй, – бросил ему Гущин.
– Да, да, оскорбляйте меня, бейте! – в тоне Клинопопова сквозило торжество. – Я знаю, кто вы. Я вижу вас насквозь. С детства ненавидел таких, как вы. Я научился противостоять вам, я сильный.
Он снова был маленьким Артюшей, исподтишка наблюдающим за тем, как враг его Чуча возил в коляске своего искалеченного горбатого братца-урода.
Так даже лучше, что он не умер…
Он вспомнил лицо Гарика, когда все суетились возле него там, в каминном зале, после того как спасли из воды. Он стоял за дверями, не совался в каминный зал, но видел все. Лицо врага как восковая маска отчаяния и боли.
Так даже лучше, что он не умер…
– Как только я покину это место, а это случится очень скоро, полковник, – сказал Артемий Клинопопов, – я с вами посчитаюсь. Я дойду до вашего министра. У меня есть свидетели того, как вы со мной обошлись.
Катя увидела, что он кивает куда-то назад, и обернулась.
На пороге палатки стояли Спартак Раков и оперативник.
– Феликс Георгиевич срочно просит вас прийти к нему в кабинет, – выпалил Раков. – Говорит, дело не терпит отлагательств!
Глава 35
Сюрприз
– Чего ты суешься, когда мужики разговаривают? – прошипел полковник Гущин так тихо, чтобы Спартак Раков, за которым они быстро шли к дому, не услышал.
– Когда один мужик прессует другого, – огрызнулась Катя. – Я понимаю, вам хочется, чтобы это Клинопопов оказался убийцей. Но у вас… у нас против него доказательств не больше, чем против остальных. И пресс ваш делу не поможет, только еще больше все запутает.
– А ты видела, что он в какой-то момент почти поплыл?
Катя видела это. Возможно, если бы Гущин еще поднажал и их не прервали, то…
– Вы его ненавидите, Федор Матвеевич.
– Лживое мракобесное дерьмо.
– Пусть так. Он скользкий тип. Видели, как он вывернулся? Орать на него без толку, мне показалось, что ему это даже в кайф. Раз орем, значит, мы против него бессильны. И потом, этот ваш пресс – это легкий путь. А в этом деле нет легких путей. Дело очень сложное. И мне кажется, что мы…
– Что?
– Мы до сих пор не представляем всей его сложности.
Ты не заметил ничего странного?
Катя вспомнила свой вопрос Мещерскому и чуть не озвучила его, но прикусила язык.
Гущин ничего не сказал, только сердито сопел. Так, молча, они и вошли вслед за Спартаком Раковым в дом – в тихий, ярко освещенный дом-дворец, поднялись по лестнице и попали на хозяйскую половину, где Гущин уже успел побывать. Но на этот раз Раков указал ему не на двери приватной гостиной, а на двери кабинета Феликса Санина.
Они вошли. Обстановка здесь была весьма вычурной – все та же бьющая в глаза роскошь. Ткань обивки диванов и кресел от Гуччи, тяжелые шторы, белый письменный стол антикварного вида. На полу, на наборном паркете, распласталась медвежья шкура. Злые стеклянные глаза медведя смотрели в угол, на стоящего перед большим сейфом Феликса.
Дверь сейфа была открыта. Феликс обернулся.
– Полковник, меня ограбили, – сказал он растерянно.
Гущин пересек кабинет, Катя последовала за ним. Сейф был с толстенной дверью, похожий на банковский бронированный. На верхних полках – документы и бумаги. На нижних – множество алых, черных и прочих цветов сафьяновых футляров и коробок, и все раскрыты и пусты.
– Что случилось? – спросил Гущин.
– Обчистили сейф. – Феликс указал на пустые коробки. – Я полез за документами, которые вы просили представить. И обнаружил… вот… смотрите сами.
Гущин осмотрел дверь сейфа.
– Следов взлома нет.
– Его невозможно взломать. Так меня уверяли в фирме, которая его устанавливала. Его просто открыли.
– Что пропало?
– Коллекция моих часов, – сказал Феликс. – Их у меня восемнадцать – разных фирм, в основном швейцарских… и с бриллиантами тоже… И еще камни. Я покупал драгоценные камни. Их тоже взяли.
– А деньги?
– Я их здесь не держу.
– Когда вы в последний раз открывали сейф? – спросил Гущин.
– Накануне… когда все это началось.
– Точнее.
– Двадцать восьмого утром. Где-то в одиннадцать, положил туда документы. Все было в порядке.
– За пару часов до того, как приехали клиенты клуба «ТЗ»?
– Да, – ответил Феликс, – может, это было в половине двенадцатого, но не позже, потому что я уже начал отправлять лишнюю обслугу в отпуск. И больше в кабинет не заходил.
– Когда отключили камеры видеонаблюдения в доме?
– Как раз в это время – двадцать восьмого, где-то после двенадцати. Это оговаривалось в условиях контракта с клубом, я же вам рассказывал.
Гущин снова осмотрел сейф.
– Замок не электронный, – констатировал он.
– Швейцарская механика, я не доверяю электронике. Они уверяли, что этот наборный механизм с кодом невозможно взломать. Я… полковник, я не понимаю… По сравнению с тем, что произошло с моим сыном и няней Светланой, это не так уж важно, однако… Я не понимаю.
