В сквере был открыт еще один бар — из его небольших окон лился золотистый свет. Но все магазины были закрыты, и в самом сквере, за исключением парочки пьяниц, не было ни души. Мужчины, не сговариваясь, еще теснее прижали к себе Бэлль, и Кент зажал ей рот рукой.
Дом, куда ее привели, стоял на углу площади, чуть в стороне от остальных. Площадь освещалась двумя газовыми фонарями, но даже в полутьме этот дом навевал на Бэлль страх. Он был выше большинства соседних построек — четырехэтажное здание с остроконечными готическими сводами. Окна были длинными и узкими, многие из них были закрыты ставнями. На двух столбах по бокам лестницы из пяти-шести ступеней сидели каменные грифоны. Над парадной дверью и готическим крыльцом горела тусклая красная лампа. Она напомнила Бэлль о доме колдуньи, который она видела на рисунке в книжке, когда была маленькой.
Как только они позвонили, дверь тут же открыл крупный мужчина в ливрее. Он с удивлением уставился на Бэлль, но Кент быстро заговорил с ним по-французски, и мужчина тут же впустил их в дом.
Из комнаты слева до слуха Бэлль долетала музыка, голоса, смех, но дверь была закрыта, и девочка не видела, кто там. Здоровяк, впустивший их, исчез в комнате справа. Бэлль удалось разглядеть темно-синий ковер с узором, но больше ничего.
Пока они ожидали в широкой прихожей с резной лестницей, уходящей вверх, Бэлль обратила внимание на то, что ковер и в прихожей, и на лестнице уже потерся, а темные обои потемнели от времени. Впечатляла только люстра над головой: она была в два раза больше той, что висела у Бэлль дома. Подвески мерцали и дрожали на сквозняке, но никто не побеспокоился о том, чтобы воткнуть свечи во все подсвечники. Картины на стенах тоже показались Бэлль странными — на всех были изображены обнаженные женщины, но художник дописал им лица животных.
Вернулся привратник-здоровяк и что-то сказал мужчинам. Кент, продолжая крепко, словно в тисках, сжимать руку Бэлль, повел девочку в комнату. Шествие замыкал Слай.
За огромным полированным письменным столом сидела женщина. Мог наверняка сказала бы о ней, что лицо у нее «словно вырублено топором». На вытянутой продолговатой физимономии не было даже намека на улыбку. Женщина была высокой, худощавой. Иссиня-черное платье из тафты свидетельствовало о хорошем вкусе. Темные волосы незнакомки были тщательно уложены на затылке. Глаза, изучающе глядевшие на Бэлль, были мертвыми, как у рыбы на мраморной вывеске у торговца морепродуктами.
Незнакомка разговаривала быстро, энергично жестикулируя, чтобы выразить свою мысль. Бэлль не понимала ни словечка, и ей казалось, что Кент тоже не все понимает; время от времени он останавливал собеседницу. Женщина глубоко вздыхала, закатывала глаза, а потом повторяла сказанное, но уже медленнее. Пару разу Кент что-то прошептал Слаю, но у Бэлль было такое чувство, что шепчет он не потому, что хочет что-то скрыть от собеседницы, а чтобы их не услышала она, Бэлль.
В конечном итоге, похоже, они пришли к некому соглашению — женщина обошла стол, чтобы пожать им руки. Потом она приблизилась к Бэлль, которая стояла между двумя мужчинами, взяла ее за подбородок и приподняла голову, чтобы рассмотреть девочку повнимательнее.
— Très jolie[4], — сказала она, и Бэлль догадалась, что это комплимент, поскольку оба мужчины заулыбались.
Последовали еще какие-то переговоры, и женщина налила обоим посетителям по стаканчику виски, а потом позвонила в небольшой колокольчик, стоящий на письменном столе.
Вошла пожилая седая женщина в простом черном платье; Бэлль решила, что это служанка или экономка.
Хозяйка за столом прострекотала какие-то приказания, и пожилая женщина повернулась к Бэлль, улыбнулась и протянула ей руку. Бэлль проигнорировала этот жест, даже несмотря на то, что женщина чем-то напомнила ей Мог.
— Мадам Сондхайм хочет, чтобы ты пошла с ее экономкой, которую зовут Дельфина, — перевел Кент. — Дельфина накормит тебя и уложит в постель. Мадам полагает, что ты очень устала и проголодалась. Она побеседует с тобой позднее, когда ты отдохнешь.
— Значит, вы меня здесь оставите? — Свой вопрос Бэлль адресовала Слаю. Кента она ненавидела, но Слай казался ей совсем не таким жестоким и бессердечным, и он, по крайней мере, был англичанином — ее последняя связь с домом.
— Да, Бэлль. — Голос Слая звучал необычно, как будто в горле у него стоял ком, мешающий ему говорить. — Делай, что тебе велят, и все будет хорошо.
— Пожалуйста, вы не могли бы передать маме, что со мной все в порядке?! — взмолилась она. — Они с Мог будут волноваться.
Произнося эту просьбу, Бэлль понимала, насколько абсурдно она звучит. Тем, кто может похитить на улице юную девушку и продать ее в бордель, плевать на ее встревоженную мать. Впрочем, завтра, когда наступит утро, она найдет способ сбежать.
Но когда Дельфина крепко схватила ее за руку и потащила к двери, Бэлль заметила печальное лицо Слая.
— Пожалуйста, Слай! — воскликнула она. — Всего лишь оставь под дверью записку, чтобы они знали, что я жива!
Глава девятая
После разговора с Джимми и Гартом Ной Бейлис остаток дня провел за расспросами соседей. Девушки в борделе Энни не оправдали его ожиданий; они не знали ничего о Кенте и даже не смогли толком его описать. Но сходились они в одном: это неприветливый, жестокий человек, которому ничего не стоит поднять руку на женщину.
Куда бы Ной ни обращался, повсюду утверждали, что человек по прозвищу Ястреб владеет недвижимостью возле Бетнал-Грин и зданием здесь, в Севен-Дайлс, которое называют Основанием. Все собеседники Ноя заметно нервничали, когда делились даже такими крохами информации, а некоторые прямо предостерегали его, чтобы он не искал себе неприятностей.
Позже, около пяти вечера, Ной заглянул в редакцию «Геральд» на Флит-стрит, перекинулся словечком с помощником главного редактора, Эрни Гринсливом. Ной всегда восхищался этим худощавым, скорее даже костлявым человеком с буйной шевелюрой, его увлеченностью журналистскими расследованиями. Больше всего Эрни нравилось докапываться до постыдной правды, и чем отвратительнее и страшнее была эта правда, чем известнее действующие персонажи, тем сильнее чесались у него руки.
Ной вкратце описал ему историю убийства Милли и исчезновения Бэлль и спросил совета, куда ему обратиться за информацией.
— Я слышал кое-что об этом человеке, — ответил Эрни, ероша свои и без того непослушные волосы. — Пару лет назад ходили слухи, будто он связан с торговлей проститутками. Но куда бы я ни совался, я терпел неудачу на каждом шагу своего расследования. Это может означать, что слухи беспочвенны, либо же у него есть приятели в самых высоких кругах, либо же он слишком умен и не оставляет никаких следов. Но я о нем порасспрашиваю, посмотрим, возможно, мне удастся что-нибудь узнать.
— У тебя нет связей в полиции, чтобы выснить, насколько тщательно проводится расследование? — спросил Ной. — В конце концов, это убийство, а теперь и похищение человека, которое может привести ко второму убийству. Как ни крути, от тяжкого преступления невозможно просто отмахнуться, несмотря на то что жертвой стала проститутка.
