Она вспомнила тот день, когда познакомилась с Джимми. Как приятно завести настоящего друга! Он показал ей Лондон. Бэлль так надеялась узнать вместе с ним как можно больше!
Гуляла бы она с ним сейчас, если бы ее не похитили? Каково бы это было, если бы она впервые с ним поцеловалась?
Бэлль тяжело вздохнула. Не только потому, что подумала: Джимми, должно быть, уже давно ее позабыл. Она сомневалась, что вообще сможет вернуться к прежней жизни в Англии.
Что ей оставалось? Она не могла бросить Фальдо, только не сейчас, когда у нее нет постоянной работы и другого жилья. А накопленных денег было недостаточно, чтобы вернуться домой.
Слезы ручьями бежали по щекам Бэлль. Она была в ловушке.
Глава двадцать третья
— Bonsoir[11], Козетт, — приветствовал Ной невысокую девушку с волосами мышиного цвета.
В прошлый раз он счел ее самой невзрачной из девушек мадам Сондхайм. С тех пор ничего не изменилось; Козетт походила на маленькую коричневую моль, запертую в гостиной с тремя яркими, живыми бабочками.
— Repellez moi?[12]
Ной был не уверен, что правильно произнес по-французски слово «помните», но девушка улыбнулась — она поняла его.
— Да, я помню вас, мистер англичанин, — ответила Козетт по-английски. — На сей раз вы без друга?
Ной признался, что пришел один, чтобы повидаться с ней. Он с благодарностью принял бокал красного вина. С противоположного конца комнаты две девушки строили ему глазки, но Ной повернулся к Козетт и улыбнулся своей самой обезоруживающей улыбкой.
Девушка взяла его за руку, и они стали подниматься по лестнице. Сегодня Козетт казалась веселее и разговорчивее, чем в прошлый раз. Ей явно льстило то, что Ной вернулся и выбрал именно ее. Он надеялся, что в благодарность она расскажет ему все, что он захочет узнать.
— Вас расстроила жена? — спросила она, когда он передал ей деньги.
Ной вспомнил, что сослался на жену и счастливый брак, когда в прошлый раз не стал заниматься с Козетт сексом. Он почувствовал: сейчас ему необходимо действовать без утайки. Когда проститутка отдала деньги стоящей за дверью служанке, он протянул ей еще двадцать пять франков.
— В прошлый раз я спрашивал у тебя о юных девушках, которых сюда привозят. Сегодня ты должна рассказать мне больше. У матери девушки, которую я ищу, разбито сердце, она очень больна. — Ной прижал руку к груди, чтобы не оставалось сомнений в его словах. — Ты сказала, что девушек отправляют в «обитель». Я проверил все монастыри в Париже, там нет никаких девушек. Пожалуйста, пожалуйста, Козетт, расскажи мне все, что знаешь! Я тебя не выдам.
Она испуганно оглянулась на дверь, как будто боялась, что их могут подслушать.
— Я никому не скажу, что это ты мне рассказала, — заверил ее Ной, заключая девушку в объятия. — Это будет благородный поступок. Мама Бэлль может умереть, если не узнает, где находится ее дочь. Ты же понимаешь: те, кто ее похитил, страшные люди!
— У меня нет другой работы, кроме этой, — ответила Козетт. Ее глаза наполнились слезами. — Моя мама тоже болеет. Живя здесь, я могу помогать ей, но если я потеряю работу, она умрет.
Ной понял, что должен предложить ей больше денег. Он открыл бумажник и достал еще пятьдесят франков.
— Возьми. Но расскажи, Козетт, то, о чем я прошу! Обещаю, я никому не скажу, что ты мне помогла.
Она смотрела на деньги, а не на него, и Ной подумал, что она размышляет над тем, хватит ли их, чтобы уехать из Парижа и остаться в своей родной деревушке навсегда.
— Измени свою жизнь, — уговаривал он ее. — Брось эту работу. И тебе улыбнется удача, если мне удастся спасти Бэлль.
На лице Козетт отразились противоречивые чувства. Ей хотелось получить эти деньги и, возможно, хотелось помочь другим девушкам, но она очень боялась.
— Бояться нечего. Никто не узнает, что ты мне что-то рассказала. Будь смелой и решительной, Козетт, ради юной Бэлль и остальных таких же, как она.
Козетт глубоко вздохнула и опустила глаза.
— Ла-Сель-Сен-Клу, — произнесла она. — Это большой дом на окраине деревни. На воротах — огромная каменная птица. Спросите Лизетт. Она добрая женщина, работает там сиделкой. Она тоже побоится с вами откровенничать, потому что у нее есть маленький сынишка. Вы обещаете, что не станете упоминать мое имя?
— Обещаю, Козетт, — заверил ее Ной. Он вложил деньги ей в руку и поцеловал девушку в губы. — Бросай эту работу, — еще раз посоветовал он. — Возвращайся домой ухаживать за мамой, выйди замуж за фермера, нарожай детей. Обрети счастье!
Козетт положила руки ему на плечи, встала на цыпочки и расцеловала его в обе щеки.
— Я буду молиться, чтобы вы нашли Бэлль. Чтобы она тоже вновь научилась быть счастливой. Для большинства из нас обратной дороги нет. — Ей на глаза снова навернулись слезы, и она разрыдалась.
Ной вспомнил Милли, и у него в горле встал ком. Однажды она говорила нечто подобное; тогда он не понял, что она имела в виду, но сейчас до него дошел смысл ее слов.
Рано утром на следующий день Ной отправился на северо-восток Парижа, в Ла-Сель-Сен-Клу. Насколько он понял, местечко находилось километрах в двадцати от города, неподалеку от Версаля. К счастью, туда можно было добраться на поезде. Ной изучил местность по карте, чтобы почерпнуть немного информации, но в путеводителе было указано только, что это сельскохозяйственный регион и его единственной достопримечательностью является Шато-де-Борегар — огромный старинный особняк.
Дул свежий ветерок, и в воздухе пахло осенью. Ной пожалел, что не взял с собой пальто. Он ждал поезда, толкаясь на переполненной платформе, дрожал и думал о том, что с момента исчезновения Бэлль прошел уже год и девять месяцев.
— Если я сегодня не узнаю ничего нового, нужно прекращать поиски, — сказал он себе. — Нужно сдаться, нельзя бороться всю жизнь.
Ной обошел Ла-Сель-Сен-Клу. Его поразила красивая центральная площадь, на которой сидели старики и курили трубки. Женщины спешили куда-то, наверное, хотели купить мяса, хлеба и овощей. После неистового ритма Парижа приятно было очутиться в тихом, спокойном месте.
Ной прогулялся по двум дорогам до конца деревни, но обнаружил только маленькие домишки. В третий раз ему повезло — он увидел впереди большой особняк и понял: это именно то, что он ищет. Ной понял, какое именно здание имела в виду Козетт.
Дом, последний на этой улице, стоял немного в стороне. На одном столбе ворот сидел каменный орел, на втором были только осколки камней. Видимо, раньше здесь сидел второй орел. Этот особняк и соседние дома отделяло по крайней мере метров сто. Вокруг дома было открытое пространство. Вдалеке мужчина пахал землю. Над ним кружилось несколько птичек, и, несмотря на прекрасный пейзаж, Ной подумал, что человеку, запертому в доме, это место могло показаться глухим.
