Лора прикрыла написанное ладонью жестом скромницы, словно ее застукали в нижнем белье.
– Принести еще вина? – спросил Дэнни, целуя ее в щеку. Поцелуй тянулся чуть дольше, чем следовало, подумала Лора, и пришелся чуть ближе, чем следовало, к ее губам.
– Боюсь, мне больше нельзя. Я за рулем.
– Очень благоразумно. Так что ты пьешь? Совиньон?
– Ладно, но только половинку бокала…
Пока он заказывал напитки в баре, Лора задавалась вопросом, стоило ли соглашаться на эту встречу, когда материнский долг требовал, чтобы она отправилась домой еще сорок минут назад, напоила Гарри чаем и отпустила Кейшу, малазийскую няню, в обговоренное контрактом время. Она была слишком уступчивой, эта Кейша, всегда готовой выручить. Ее семья осталась в Малайзии, и Кейша была только рада дополнительному заработку за лишнее время (час или два), проведенное с Гарри, когда Лоре хотелось поработать подольше или завернуть в «Джерико» и выпить бокал белого вина, – и то и другое случалось нередко. Обычно полчаса в пабе с бокалом вина служили наиболее доступным средством сбросить накопившееся за день напряжение – и что в этом плохого, спрашивается? – но в обществе Дэнни ситуация принимала несколько иной оборот. Он ей нравился, и все же что-то в этих встречах вызывало у нее неловкость. Дэнни был женат, но никогда не говорил о своей жене и вел себя так, будто ее не существует. Пока был жив ее муж, Лору это не беспокоило. Они с Дэнни встречались в пабе и разговаривали о работе, о заказах на исследования, о выступлениях на конференциях, о студентах и о кошмаре административной и бумажной работы. Безобидные темы: двое коллег выпускают пар, когда их что-то достало. С Роджером ей не удавалось поговорить о таких вещах, все его помыслы тогда были заняты прошлым, историей, и он не желал выныривать из этих глубин. Однако после его смерти в отношениях Лоры и Дэнни произошла перемена. Отсутствие упоминаний о жене обрело дополнительную весомость. Теперь Дэнни садился ближе к Лоре, разговаривал с ней эмоциональней, смотрел на нее пристальней. Но с какой стати? Она все еще оплакивала своего мужа. Если ему вздумалось завести интрижку и он решил, что теперь заполучить Лору легче, чем год назад, он ошибается. И Лора была уверена, что дала ему это ясно понять, и не раз.
– Куда ты смотришь? – спросил Дэнни, вернувшись с выпивкой.
Внимание Лоры привлекла компания первокурсников, облепивших столик в углу. Их было шестеро, и у всех в руках телефоны; обнимаясь, прильнув друг к другу, они делали селфи, не прекращая дурачиться и болтать ни о чем во весь голос. Стол был заставлен кружками пива и рюмками с водкой. Выбивался из этого антуража лежащий на уголке стола номер студенческого журнала «Айсис»
[7]. Вероятно, журнал принадлежал светловолосой девушке, что сидела с краю. Ей явно не удавалось со всей искренностью разделить буйное, подогретое алкоголем веселье своих друзей.
– Просто задумалась, какой бы я была, если бы вдруг помолодела. – Она кивнула в сторону шумной компании: – Там есть кое-кто из моих. Прыщавый парнишка и блондинка.
– Похоже, она бы предпочла сейчас оказаться у себя в комнате с вязанием и чашкой горячего какао.
– Нет, она не из таких. Умная девушка. И немного более… независимая, чем прочие мои студенты.
– Заводишь любимчиков? – ухмыльнулся Дэнни.
Не отвечая на подначку, Лора продолжила, словно разговаривала сама с собой:
– В начале первого семестра я дала им задание. Попросила принести свой любимый текст. Что угодно: проза, поэзия, театр, кино. Она принесла текст песни. «Холм Хэрроудаун» Тома Йорка. Знаешь такую?
Дэнни покачал головой.
– Это песня о смерти Дэвида Келли.
Дэнни взглянул на студентку:
– Любопытный выбор. Кто она такая?
– Ее зовут Рэйчел. Рэйчел Уэллс.
– На бюджетном или на платном?
– Бюджетница. Она из Йоркшира. Мать живет в Лидсе, кажется.
– И она объяснила, почему выбрала именно это?
Лора по-прежнему разглядывала компанию студен тов. И ей стало еще очевиднее, что Рэйчел выделяется на их фоне и чувствует себя с ними не очень запросто.
– Не совсем, – рассеянно ответила Лора. – Сказала, что текст навевает воспоминания.
* * *
Лора не любила обедать в университетской столовой за «высоким столом» с профессорской братией, но понимала, что время от времени это необходимо, иначе прослывешь «вертихвосткой» или «коммунякой». И на следующий день она исполнила эту повинность и даже оказалась рядом с лордом Лукрэмом, ректором колледжа. Вне стен Оксфорда этим двоим вряд ли случилось бы разделить трапезу: лорд Лукрэм был известной публичной фигурой с тесными связями в нынешнем правительстве, но, как и многие влиятельные люди в британском истеблишменте, умел отлично притворяться, будто внимательно вас слушает, избегая ответных высказываний по существу дела. Он был относительно молодым пэром – пышущим здоровьем, моложавым мужчиной пятидесяти лет – и кивнул, вроде бы даже заинтересованно, когда Лора принялась сбивчиво рассказывать о своей статье о Лох-несском чудовище как об источнике дохода в литературе и кино.
– Страх, превращенный в товар, – прокомментировал лорд Лукрэм, собирая соус кусочком хлеба. – Занятная идея. Полагаете, такое возможно с научной точки зрения? Полагаете, человеческие эмоции можно оценить… в звонкой монете?
– Боюсь, ценовая конкретика выходит за рамки моей статьи, – ответила Лора.
– Жаль, – обронил Лукрэм. – Из этой идеи могло получиться нечто любопытное.
На том беседа выдохлась, и взгляд Лоры рассеянно заскользил по столовой. В дальнем углу она заметила обедающую в одиночестве Рэйчел Уэллс; блеклые лучи февральского солнца, преломляясь в узком витражном окне, высветили пастуший пирог и переваренные овощи на ее тарелке. Поддавшись внезапному порыву, Лора извинилась перед лордом и отправилась за кофе, а на обратном пути задержалась у столика Рэйчел. Ее растрогал номер «Айсиса» на столике; очевидно, девушка носила с собой журнал повсюду.
– Здравствуйте. До меня дошел слух, что здесь напечатан ваш рассказ.
Рэйчел улыбнулась счастливой и застенчивой улыбкой:
– Да, так и есть.
– При том, что вы лишь на первом курсе. Поздравляю! Не возражаете, если я присяду?
– Нет. Разумеется, нет.
Лора уселась напротив, спиной к стене. Некоторое время они ели и пили в молчании, и Рэйчел постоянно косилась на что-то за спиной Лоры. Та обернулась.
– Ну да, конечно.
Они сидели под большим портретом, писанным маслом и изображавшим корпулентного седого человека под семьдесят или около того в щегольском галстуке-бабочке и костюме, который был ему отчаянно тесен. Красная физиономия выдавала в нем заядлого пьяницу, но без каких-либо признаков добродушия; напротив, мужчина воинственно насупился. Он сидел в скудно обставленном кабинете, лишенном каких-либо украшений. На стене над его головой затейливым шрифтом был выведен девиз из трех слов: «СВОБОДА, КОНКУРЕНЦИЯ, ВЫБОР».
