Любопытные коллеги, конечно, сразу накинулись на Анатолия – всем было интересно, почему заказчик в дорогом костюме искал именно его и что он в итоге попросил написать.
– Да ничего особенного, дочкин портрет, – соврал Толя. – А меня искал, потому что я его дочку уже писал. Она ко мне сюда приходила.
Странный заказ он выполнил в срок.
Иван появился вовремя – ни на одну минуту не опоздал – и снова как будто бы из ниоткуда. Подкрался со спины и с размаху плюхнулся на стульчик напротив художника. На нем был тот же немецкий плащ, только шляпа другая – клетчатая, как у Шерлока Холмса.
– Уф-ф, утомился… – В руках у него был свежий выпуск «Известий», которым он обмахивал разгоряченное от быстрой ходьбы лицо.
– Все готово, – угрюмо отчитался Анатолий.
Мужчина принял из его рук сверток с иконой.
– Я не сомневался. Что ж, благодарен за сотрудничество. И до скорой новой встречи, – Иван поднялся и протянул руку.
– Как, вы даже не посмотрите на работу? – удивился Толя.
– А что мне на нее смотреть. Я и так вижу, что человек вы серьезный, Квасцов Анатолий. Считайте, что я всем доволен. Надеюсь, и я вас не обидел гонораром.
Иван ловко прихватил под мышку сверток и в свойственной ему манере смешался с разномастной арбатской толпой, оставив растерянного Анатолия размышлять о странностях бытия.
В следующий раз он появился в начале зимы, когда Анатолий давно о нем забыл. Теперь на нем было добротное шерстяное пальто с вызывающим норковым воротом, похожее на халат аристократа позапрошлого века. Неуместный предмет одежды в нищей Москве. Неуместный предмет одежды в гардеробе мужчины, который имеет обыкновение растворяться в толпе. Но Иван, наверное, был единственным человеком мире, на ком такая вещь смотрелась настолько органично, что даже почти не вызывала удивления.
Он снова принес деньги и снова заказал икону – на этот раз поверх диавольского лика Толе было велено написать Ксению Петербуржскую.
С тех пор он появлялся несколько раз в год. Со временем Анатолий к нему привык и даже начинал ждать очередного визита и волноваться, если Иван не появлялся долго. Один заказ Ивана позволял ему безбедно жить почти полный месяц.
Про иконы, которые ему заказывали, Толя предпочитал не задумываться. Он философски относился к чужим порокам и странностям, Арбат примирил его с самыми необычными частностями человеческого существования в городе. И вообще, как известно, меньше знаешь, лучше спишь.
Однажды пестрая компания легкомысленных искателей истины собралась вокруг термоса со свежайшим да хун пао. Дело происходило в подвальном эзотерическом клубе – таких заведений много наплодилось в золотую эпоху нью-эйдж. Тут и чайный клуб с сортами для гурманов, и зал для йоги, и магазин, в котором можно купить разные штуки, якобы способствующие просветлению – от заряженных таинственными колдунами кристаллов до грубых шаманских бубнов из телячьей кожи, выдающий гулкий утробный звук, как будто бы зародившийся на том свете.
В компании был и бывший аспирант философского факультета МГУ, который однажды бросил все и на семь лет уехал медитировать в горный китайский монастырь, где заполучил хроническое воспаление почек, потерял мениски из-за бесконечных практик в позе лотоса, зато приобрел, пусть и пунктирную, но все-таки карту Пути. И охотно делился со всеми желающими тонкостями этой незримой карты – правда вот беда, мысли формулировать он толком не умел. Но парень был добрый и в хорошем смысле эмоциональный, поэтому все его даже не то чтобы терпели, но и почти любили.
И девица неопределенных лет, которая написала книгу о питании солнечным светом. Сама она, впрочем, помимо его калорийных и живительных лучей, употребляла и обычную человеческую еду, а особенно любила «Киевский» торт – никогда не могла отказаться, если его предлагали. Об этой милой странности, конечно, знали все ее друзья, и многие нарочно ее дразнили – собирались, чтобы обсудить переход на праническое питание, а потом кто-нибудь с улыбкой Мефистофеля вынимал из кармана козырной туз (то есть из припасенного пакета – кусочек «Киевского» торта). Отдельным удовольствием было наблюдать за внутренней борьбой поедательницы света, которая в полной мере отражалась на ее лице. В конце концов, неизменно побеждала тьма, и она с гусарским: «Эх! Была не была!» – придвигала к себе тарелку.
Был в компании и худенький смуглый юноша, который называл себя «друг огня». Он проводил семинары хождения по раскаленным углям и умел дышать огнем – заглатывал керосин, а потом с мощным «пф-ф» распылял его в пространство, одновременно поджигая. Забегая вперед, однажды он все-таки переборщил с горючим и сжег пищевод, после чего вынужденно удалил огонь из списка друзей, но в играх с беспредельностью не разочаровался и начал читать курс лекций о внутреннем экзорцизме. Стал популярным, между прочим, толпы собирал.
Был мастер цигун. И специалист по лечебному голоданию. И женщина с трагическим выражением лица (хотя возможно, все дело было в бровях, которые она зачем-то выщипала в тоненькие ниточки в стиле Марлен Дитрих), которая зарабатывала на жизнь бесконтактным массажем. Укладывала человека на кушетку и сосредоточенно водила над ним руками – сеанс длился полчаса, стоил сто долларов и, по словам самой московской Дитрих, мог справиться с практически любым физическим недугом. Особенно если купить этих сеансов десять, да еще и авансом за них заплатить.
Был философ, который писал странные мрачные стихи методом яснослышания. И бывший ученый, физик, кандидат наук, которого отвергла научная общественность за продвигаемые им еретические идеи о голографической природе вселенной. Разговаривать с ним было невозможно, потому что на любую реплику немедленно следовал ответ: «Как ты не понимаешь! Это ведь просто иллюзия! Все – иллюзия. Правды не существует. И тебя не существует тоже». Это был железобетонный аргумент, которым можно было поставить точку в любом потенциальном споре.
Был человек, который считал, что в нем живут восемнадцать демонов. Как в медном соломоновом сосуде. У каждого из них есть имя, характер и сфера компетенций – каждый дает ему советы, как правильно поступить в той или иной ситуации. Но то ли это были демоны-обманщики, то ли их носитель неверно интерпретировал сказанное – но по жизни ему категорически не везло. Если он заводил счет – то непременно в том банке, который оказывался «мыльным пузырем» и однажды навсегда исчезал с горизонтов возмущенных вкладчиков. Если влюблялся в женщину – то непременно в ту, которая долго и с извращенным наслаждением пудрила ему мозги, а потом изящно растворялась в тумане. Но все равно он своих внутренних демонов любил и даже иногда удалялся в сторонку, чтобы о чем-то с ними кулуарно пошептаться.
Большая компания, в общем, разношерстная.
Объединяла этих людей некоторая социальная отчужденность – при разности интересов все они считались «чудиками» и были вынуждены скрывать от широкой общественности свои истинные мысли и намерения. Мимикрировать под «нормальность». И только в компании себе подобных сталкеров каждый мог чувствовать себя свободным и говорить все, что хочется, не опасаясь, что тебе вызовут психиатрическую «скорую».
