Вот моя кровь – теперь она ваша.
Возьмите мое тело – теперь оно ваше.
Вот моя нежная шея – сомкните на ней зубы.
Вот мой беззащитный живот – вскройте его.
Я вся ваша, заберите меня насовсем!
У женщины закружилась голова, перед глазами плясали разноцветные огоньки, как будто бы лесные феи вдруг вздумали показать ей, где сокрыт купальский клад. Будоражащий запах крови – нутряной, металлический, сладкий. Телесная слабость. Полуобморок, сулящий ранее неведомое блаженство.
И вдруг резкая боль вернула ее к реальности. Ее опрокинули на землю – женщина открыла глаза и увидела оскалившуюся волчью пасть прямо у своего лица. Из пасти пахло гнилью. Она вскинула руки, пытаясь защититься, но зубы другого волка сомкнулись вокруг ее запястья, и она сначала услышала треск ломаемой кости, а потом уже почувствовала боль. Боль была везде. Волки были везде. Мир состоял из волков и этой боли. Женщина была совсем одна в глухом лесу, и ее ели заживо, и она ничего не могла с этим сделать. Силы кончились быстро. Боль тоже отступила. Последним, что она увидела, было высокое небо над ее головой – с одной стороны темно-синий бархат, а с другой – серый шелк с розовыми нитями. Занимался рассвет.
Рано утром я отправился на окраину городского парка. Семенову я ничего об этом не сказал. В последние дни мы были как никогда далеки друг от друга. Отношений не выясняли, но он чувствовал мою нарастающую неприязнь. И побаивался меня, единственного хранителя своего мрачного секрета. Старался лишний раз меня не раздражать, чуял, что его карточный домик вот-вот разваливается. Держался он, как обычно, спокойно, но глаза были такими страшными, что мне даже казалось – он может подкараулить меня и убить. Мы больше не обедали вместе. Сдержанно здоровались, иногда уединялись в курилке на несколько минут, и я всегда спрашивал, есть ли новости, а Семенов сначала сокрушенно качал головой, а потом начинал горячо убеждать меня потерпеть еще немного.
До парка я добрался затемно. Было прохладное утро, трава покрыта густой росой. Я чувствовал себя не в своей тарелке. Всегда жил, опираясь на логику и здравый смысл, и вдруг оказался марионеткой собственного тягостного сна. Я был почти уверен, что образы, мне привидевшиеся – это просто иллюзия, игра воображения, мое горячее желание, притворяющееся, что в нем содержится глубокий смысл.
Что делать дальше, я не знал.
Но решил осторожно углубиться в лес.
Прохладный воздух царапал горло. Я медленно пробирался через бурелом. Только центральная часть городского парка была ухоженной – с аккуратными грунтовыми дорожками, детскими площадками, веревочными городками. Окраины же его больше напоминали дикий лес – ободранные высокие ели, древние дубы, метровая пожухлая крапива, овраги, болотца, бездорожье.
В лесу было приятно. Пахнущий разнотравьем воздух, нервный треск сороки, особенное спокойствие и нежное дыхание вечности. Мир меняется, города строятся, люди рождаются и умирают, а лес – он всегда одинаковый. Молчаливый свидетель всей этой смешной суеты.
Шел я довольно долго, и вот наконец что-то заставило меня остановиться на крошечной поляне – проплешине между густыми деревьями. Это место показалось мне смутно знакомым. Хотя я был абсолютно уверен, что никогда не бывал здесь раньше. Этот парк я любил с детства, однако предпочитал передвигаться по его удобным земляным тропинкам, не отклоняясь от знакомых маршрутов, не углубляясь в дичь.
Я присел на влажное поваленное бревно и закурил, наслаждаясь коротким отдыхом. Здесь было приятно, хотя я продолжал чувствовать себя не в своей тарелке. Глупый и нелогичный поступок – пойти куда-то спозаранку, ведомый только лишь голосом из собственного сна. Так могла поступить пенсионерка, начитавшаяся свежего выпуска газеты «Инопланетный разум атакует». Так могла поступить Татьяна, всегда доверявшая чувствам больше, чем логике. Так мог поступить даже Семенов, дошедший до крайней точки отчаяния – вот только если бы ему снились сны. Но не я.
И тем не менее я был здесь.
Вдруг мое внимание привлек треск веток, как будто бы сломавшихся под чьей-то ногой. Я затушил сигарету, настороженно прислушался и уже хотел выдохнуть – показалось. Но звук раздался снова, теперь еще ближе. А потом – еще. И вот уже больше не оставалось сомнений – я не был одинок в этой чаще, кто-то пробирался сквозь бурелом, и судя по направлению, шел прямо ко мне. Точно знал, где я нахожусь – возможно, уже давно наблюдал за мною из-за деревьев.
На всякий случай я нашарил в кармане складной ножик, который почти всегда носил с собою. Приятная тяжесть металла успокаивала, как рукопожатие верного друга.
Но когда я увидел человека, выбравшегося на поляну из-за еловых зарослей, я облегченно вздохнул и даже выпустил ножик. Хотя как выяснилось позже – зря, потому что при желании этот человек мог расправиться со мною одним ударом. Но откуда мне было знать.
Это был старик – лет как минимум восьмидесяти. Сохранился он неплохо – хорошая осанка, легкое дыхание, ясный взгляд. Но каждый прожитый год врезался глубокой линией в его худое лицо. Я посмотрел на него и сразу понял – это не случайный прохожий. Он искал именно меня. Пришел ко мне.
Мне было не по себе. Всю жизнь в сложных ситуациях я привык опираться на логику и здравый смысл. Я шел в этот лес просто на всякий случай, ничего не ожидая тут увидеть.
Конечно, я сразу догадался, что этот старик и есть загадочный Федор. Тот, кого мы столько недель безуспешно пытались найти.
– Молодец, парень! – улыбнулся он, присев рядом со мною на бревно. – Куришь только зря. Зато смог голос мой во сне услышать и прийти в правильное место. Это не каждому дано.
– Так это вы меня звали? Вы и есть тот Волкодлак? – Я сам не верил, что задаю этот вопрос. Двадцатый век, космические корабли бороздят небесное пространство и все такое.
Вопрос старика насмешил. Смех у него был молодой, задорный и искренний. Отсмеявшись, он рукавом вытер слезы в уголках глаз и ответил:
– Конечно нет. Я не уверен, что могу говорить с тобой откровенно. Для большинства людей моя история звучит как психиатрический анамнез.
– Не для меня, – мрачно ответил я. – Если бы вы только знали, что я пережил за эти недели. Когда мы пытались вас найти.
– А я знаю, – Федор мелко рассмеялся как китайский сенсей, разыгравший нерадивого ученика. – Никто не может следить за мною так, чтобы мне не стало об этом известно…
– Значит, вы и есть тот самый Федор? Тот, кому подчиняется Стая?
– Я – действительно Федор. Но Стая мне не подчиняется. Я всего лишь Хранитель. Я даже не волк. Я никогда не проходил посвящения. Все мое дело – искать свободных и давать им то, чего они так жаждут… Но это не так важно. Ты искал меня, а я выжидал момент, чтобы поговорить с тобой.
– Со мной?
– Именно с тобой. Потому что есть шанс, что ты меня поймешь. В случае с твоим… хм… товарищем такого шанса нет.
