– Потому что с ним плывут в баркасе Маспратт, Черчилль и Миллуорд, сэр. Он схватил их, сэр.
Это была совсем другая песня, и капитан мигом оставил карты и поспешил на палубу. Я скорым шагом последовал за ним – совершалось событие, при котором стоило присутствовать, приятный пролог нескучного вечера.
После того как я узнал, что Кайкала мне изменила, да еще и с мистером Хейвудом, прошло два дня, за которые мне лучше не стало. Как она могла позволить такому костлявому и прыщавому субъекту хотя бы приблизиться к ней, это для меня оставалось загадкой, ясно было, однако ж, что она просто использовала и его, и меня. Ей хотелось покинуть Отэити, хотелось так же сильно, как нам остаться на нем, и можно было только догадываться, сколько еще моряков давало ей в обмен на ее благосклонность такие же обещания, как мои. Я поверил ей и теперь чувствовал себя дураком, но возненавидеть ее затруднялся – она была моей первой любовью, и каждая мысль о ней причиняла мне боль, повергала в уныние и наполняла глаза слезами. Что касается паскудника, я покамест не стал сводить с ним счеты. Он оказался в дураках, как и я.
Когда мы поднялись на палубу, там уже толпились матросы, все они примолкли, едва капитан Блай подошел к борту и остановился, наблюдая за тем, как приближается баркас, как его поднимают. Какого-либо торжества на лицах мистера Фрейера и мистера Линклеттера, которые уже несколько дней занимались поисками троих беглецов, не наблюдалось; напротив, сколько я помню, оба выглядели почти печальными, ибо дезертирство каралось смертью, а капитан доказал в последнее время, что к снисходительности он не расположен.
Матросы же явно питали к своим беглым товарищам чувства смешанные, ведь это из-за них вся команда снова оказалась на борту, и только по их вине ни один из матросов не мог целую неделю хотя бы пальцем коснуться своей зазнобы. А с другой стороны, все они состояли в одной команде. Да и храбрость, с которой эти трое решились на побег, внушала уважение. И потому матросы молчали. Просто стояли и смотрели. Как и я.
– Капитан, – начал мистер Фрейер, первым поднявшись на борт и сняв шляпу. – Перед вами трое дезертиров. Вильям Маспратт, Джон Миллуорд и Чарлз Черчилль.
Мистер Блай выдохнул через нос и медленно кивнул.
– Где вы их обнаружили, мистер Фрейер?
– В Теттахе, – ответил тот, указывая на часть острова, отделенную от нас пятью милями. – Они сидели там у костра.
– Украденную свинью они на нем случайно не жарили?
– Нет, сэр.
Капитан в некотором удивлении приподнял бровь.
– Что же, хотя бы это можно поставить им в заслугу. Джентльмены, – прибавил он, делая шаг вперед, – поднимите головы. Дайте мне посмотреть на вас.
Трое пленников медленно выпрямились, и мне только сейчас удалось разглядеть их лица. Почерневшие от грязи; а самый молодой из них, Джон Миллуорд, похоже, недавно плакал, на его гладких щеках виднелись подтеки и целые русла слез. У Чарлза Черчилля был подбит глаз, кожа вокруг приобрела лиловато-зеленый оттенок.
– Что у вас с глазом, мистер Черчилль? – спросил капитан.
– Мы немного повздорили, сэр, – ответил тот полным искреннего раскаяния голосом. – Маленькое недоразумение, в котором повинен лишь я.
– Понятно, – сказал капитан. – Ну что же, джентльмены, мы вас нашли. Что вы можете об этом сказать?
Сказать им было нечего, все трое молчали, хоть мы и затаили дыхание, ожидая, что из их ртов польются просьбы о прощении. Однако они совсем ослабли, и, когда все же открыли рты, мы услышали лишь приглушенные сожаления.
– С сожалениями вы несколько запоздали, – сказал капитан. – Полагаю, вам известно, чем карается дезертирство?
Пленники взглянули на него, Миллуорд быстрее двух других, глаза его переполняла паника, заставившая капитана помрачнеть.
– Как вижу, вы это знаете, – продолжал он. – Да, я вижу по вашим лицам, что знаете, и очень хорошо. И точно так же знали, покидая ваши посты.
– Капитан, если можно, сэр, пожалуйста… – начал вдруг Маспратт, но капитан покачал головой:
– Нет, мистер Маспратт, нельзя. Я не желаю вас слушать. Мистер Моррисон, – позвал он помощника боцмана, изрядно, хоть тот и стоял всего в трех футах, повысив голос. – Вы и мистер Линклеттер, отведите этих… людей в трюм и закуйте в кандалы. Наказаны они будут завтра.
– Есть, сэр, – хором ответили названные двое и повели арестантов вниз, оставив всех нас при сумбурных чувствах, ибо мы испытывали, думая о дальнейшем, и волнение, и страх, поскольку знали, что оно будет ужасным.
Капитан оглядел команду, желая вроде бы сказать что-то, но передумал и тоже спустился в каюту. За ним быстро последовал мистер Кристиан, я шел последним.
– Как вы намерены поступить, сэр? – спросил мистер Кристиан, когда команда осталась далеко позади.
– Вы спрашиваете, как я собираюсь поступить? – удивленно произнес, оглядываясь, капитан. – Вправе ли вы задавать подобный вопрос, мистер Кристиан?
– Нет, сэр, – быстро ответил тот. – Я просто подумал…
– Существуют законы, сэр, – подрагивающим голосом начал капитан. – Условия найма, сэр. Существует, сэр, военный устав. И их надлежит держаться, твердо. Полагаю, вы последовали за мной, чтобы предложить мне смягчить наказание? Для ваших друзей, – настороженно прибавил он.
По всему судя, последних трех слов мистер Кристиан никак не ожидал и, прежде чем заговорить снова, основательно их обдумал. Мне показалось, хоть я мог и ошибиться, что они заставили его резко сменить галс.
– Ни в коем случае, капитан, – твердо заявил он. – На самом деле я последовал за вами, желая заверить вас, что полностью поддержу любое ваше решение.
– Ну разумеется, поддержите, Флетчер. – Капитан улыбнулся. – Я капитан. Вы – нет. Или вы поддерживаете меня, или я делаю вашу жизнь весьма огорчительной.
Мистер Кристиан нервно сглотнул, а я подумал, что по какой-то причине за время нашей стоянки на острове ветер, дувший между двумя этими мужчинами, несколько изменил направление. Мистер Кристиан перестал внушать капитану доверие, походило даже на то, что теперь мистер Блай относился к нему почти так же, как к мистеру Фрейеру в начале нашего плавания. Я связывал это с двумя обстоятельствами: во-первых, мистер Кристиан позволял себе большие, чем все прочие, вольности с женщинами Отэити – распущенность, которая не ускользнула от внимания капитана; во-вторых, найденный среди вещей Черчилля листок бумаги содержал список, где имя мистера Кристиана стояло рядом с именами дезертиров. Для того чтобы предъявить офицеру обвинения, этого было, разумеется, недостаточно, однако список внушал подозрения, игнорировать которые мистер Блай не мог.
– Увидимся завтра утром на палубе, мистер Кристиан, – сказал капитан. – Соберите команду к восьми склянкам.
Мистер Кристиан кивнул и покинул нас, а капитан повернулся ко мне, помолчал и негромко сказал:
