Горстка нагих ребятишек высыпала откуда-то из-за садиков, они с ликованием бежали по берегу вровень с лодкой и с визгом прыгали в воду.
Георгина с улыбкой посмотрела на Рахарио, тот греб веслами вверх по реке. На его губах тоже обозначилась улыбка, а в глазах вспыхнули веселые искры.
За садами простиралась мозаика из овощных грядок и заплаток полей, но потом исчезла под зарослями, и река нырнула под тенистый свод.
Деревья возносились до самого неба и склонялись навстречу друг другу, оставляя лишь узкую полосочку синевы высоко над головой Георгины. Когда мачта касалась веток, на воде начиналась пляска солнечных пятен. Нефритовая и голубоватая зелень листьев с оттенками желтого и красного, впадая иногда совсем в черный, пятнала сдавленный воздух, в котором цапли пускались в величественный полет и птицы напропалую исходили свистом и трелями.
Рахарио греб все дальше, углубляясь в этот мир по ту сторону времени, пока не сложил весла, дожидаясь, когда лодка сама остановится. Схватился за крепкую ветку, подтянул лодку и привязал ее.
Сложив локти на коленях, посидел и посмотрел вдоль изгиба реки…
– Это моя земля, – сказал наконец. – Вон оттуда. – Он указал в ту сторону, откуда они приплыли, и потом полуобернулся: – И дотуда. – Его ладонь обвела берег до левого плеча. – До Серангун-роуд, все моя земля. Со вчерашнего дня.
Как будто ему самому нужно было удостовериться в этом, он тихо повторил:
– Моя земля. Пока еще неизвестно, сколько времени пройдет, пока я соберу деньги, чтобы построить такой дом, какой мне бы хотелось.
Взгляд Георгины блуждал по заколдованному речному ландшафту; было бы великолепно жить здесь.
Впервые она догадалась, чем занимается Рахарио, когда он время от времени исчезал на несколько дней; то, что он обозначал скупым словом дела́ и что делало ее время с ним еще драгоценнее. Она пыталась представить себе, какой дом Рахарио хочет построить здесь, но ей не удавалось. Для нее дом Рахарио был в море, его пристанищем был все еще безымянный корабль, напоминающий раковины раков-отшельников, копошащихся на песчаных отмелях острова.
– Ты – и дом? Дом на земле?
Губы его дрогнули – полунасмешливо, полусмешливо:
– Мы, оранг-лаут, всегда строили дома, Нилам. Есть племена, которые возводят целые деревни на сваях в воде. Но мы строим не на века. Чаще всего лишь пондоки, простые хижины из того, что дает нам прибрежный лес. На время муссона. Или когда одна из наших женщин хочет родить свое дитя под защитой хижины. Потом мы снова ломаем эти лачуги, а древесину, бамбук и листья используем для наших лодок – и странствуем дальше.
Он смотрел на реку. Мысли его отражались на его лице слабыми, едва заметными движениями, как зыбь на притихшем море. Но потом брови его нахмурились, и он уперся взглядом в свои ладони, потирая одну большим пальцем другой.
– Времена изменились, Нилам. Особенно для нас, оранг-лаут. Для малайцев мы всегда были диким народом, со странными обычаями и непонятным языком. Народом со своими законами и без настоящей веры. Людоеды и колдуны.
Его лицо озарилось улыбкой, обнажившей белые, ровные зубы, и в глазах загорелась гордость за свой народ. За то, кем был он сам.
– Они всегда недооценивали нас и вместе с тем боялись. Потому что мы сильные, неустрашимые морские воины, и ветер и море у нас в крови. Пока мы были нужны султанату Джохор и его теменгонгу, нас признавали. Мы были охранниками их царства, их солдатами в войне. Мы строили им корабли и лодки и заботились о хорошем наполнении их казны. – Уголки его рта презрительно загнулись вниз. – Но эти времена прошли. Теперь хозяева моря – оранг-путих. С их военными кораблями, их лучшим оружием. Теперь они обеспечивают власть и богатство султаната и теменгонга. Которые в благодарность делают все, чтобы ни один оранг-лаут больше не ходил в море вокруг Сингапура на разбойную добычу и не досаждал оранг-путих. Теменгонг даже получил почетный меч от губернатора оранг-путих – как знак отличия за его заслуги в борьбе против пиратов.
Георгина подтянула к себе колени, положила на них скрещенные руки и прильнула к ним лицом.
Она никогда не задумывалась, насколько торговцы – такие, как Гордон Финдли – изменили эту часть мира. Одним своим присутствием они вывели из равновесия уголок, который существовал столетиями, и переиначили его. При этом во всем, о чем говорили за столом ее отец и Пол Бигелоу, звучало что-то временное, преходящее, как будто торговый город Сингапур был пузырем, готовым в любой момент лопнуть.
Поэтому дороги были так плохи, улицы завалены мусором и полны бродячих собак, во время приливов их затопляла река Сингапур, с наступлением темноты они едва-едва освещались. Начальство в Калькутте передоверило судьбу города коммерсантам, а они уделяли внимание лишь купле-продаже и отгрузке товаров на пароходы. А вовсе не тому, чтобы сделать Сингапур городом, пригодным для удобной жизни. Потому что никто из них не знал, будет ли он здесь завтра или через год.
– Мое племя по приказу теменгонга должно было поселиться на реке Калланг. – Его голос, обычно такой бархатистый, что в него можно было укутаться, прозвучал жестко и хрипло. – А племя, которое жило на Калланге с незапамятных времен, сослали в Джохор, чтобы они вкалывали там в лесах султаната, как рабы. Пока их почти всех там не скосил мор.
Грудь Георгины переполняло то, что она хотела бы сказать Рахарио, но ничто из этого не казалось ей ни достаточно хорошим, ни утешительным. Он поймал ее взгляд и слегка покачал головой, глаза его сделались жесткими и блестящими, как полированный камень.
– Нет, Нилам. Не за что нас жалеть. Мы понимаем, что таков ход вещей. Что жизнь переменчива, как море и как небо над ним.
Георгина кивнула; да, это она понимала. Хотя ее собственная жизнь больше походила на медленное течение реки – такой, как Серангун, над которой раз в несколько лет проносились опустошительные бури, оставляющие после себя лишь обломки.
– Поэтому участок земли? – спросила она наугад. – Дом? Потому что настало время меняться?
Рахарио сверкнул глазами и пожал плечами:
– Может быть. – В глазах появился тоскливый, мечтательный блеск, – Малайцы рассказывают, что оранг-лаут скорее рыбы, чем люди. Жители моря, которые на земле погибнут. Может быть, это так и есть. Я бы точно погиб, если бы то и дело не проводил какое-то время на море. Я не могу без воды. Но в доме здесь, на реке, я мог бы жить хорошо.
– Хотела бы я когда-нибудь увидеть твой дом, – прошептала Георгина.
Рахарио посмотрел на нее, серьезно и без малейшего движения в черных как ночь глазах. Глазах, которые притягивали ее глубиной. В которые она хотела бы провалиться, и буря, которая в ней поднялась, заставила ее сглотнуть.
Внезапно он вскочил, и Георгина испуганно вцепилась в борт покачнувшейся лодки.
– Я сейчас вернусь, – бросил он хрипло, выскочил на берег и скрылся в зарослях, которые сомкнулись за ним.
