– Мы уже дед и бабка, – сказал на веранде Пол и наклонился вперед, чтобы погасить в пепельнице окурок сигары. – Можно ли в это поверить?
Он откинулся на спинку стула и обнял Георгину за плечи.
Она кивнула:
– Мы уже старые.
– Я да. – Он поцеловал Георгину в висок. – А ты нет. Всего-то пятьдесят.
Бой Три еще не убрал посуду; на просторном столе стояли чайные приборы и лежали остатки индийских сладостей, которые Георгина заказала Селасе вместо именинного пирога.
Дочь Тиях родилась на свет одним или двумя днями раньше. Но Георгина Индия Финдли появилась в мире именно в этот день пятьдесят лет назад, так решила она для себя.
Она не хотела устраивать в этот день большой праздник, только щедрое чаепитие с семьей, а вечером богатый ужин. Отсутствовал только Дункан, в последний раз он был здесь на крестинах своего племянника в Сент-Андрусе.
Глаза маленького Гордона сияли, когда он с помощью матери косолапо делал один за другим первые шаги к своей тете. Эти глаза были по-бигеловски голубыми, в то время как его шелковистая шевелюра цвета темной карамели пока не позволяла угадать, будет ли она песочно-русой, как у отца, рыжевато-каштановой, как у матери, или перейдет в финдлевский тон между черным и темно-коричневым.
После той бури, что обрушилась на Георгину со смертью Гордона Финдли десять лет назад, не оставив камня на камне, она хотела еще одного ребенка. Дважды у нее была надежда, но оба раза ее смывало месячными кровотечениями; потом она поняла, что эта пора ее жизни миновала невозвратно.
Возможно, то было благословение; она уже и так достаточно напрягла судьбу тремя здоровыми детьми, по которым никак не была видна их малайская кровь. О которой они не догадывались и о которой она никогда им не рассказывала. Еще не наступили времена, когда стала простительна смешанная кровь.
В Сингапур приезжали не только многочисленные туристы. Но и деловые люди и все больше колониальных чиновников для управления постоянно растущим городом и Проливными Поселениями.
Это был новый сорт людей, поселившихся в Сингапуре. Прошло время сорвиголов, вояк и авантюристов, которые пускались в добровольную ссылку, чтобы на краю света, на неприрученном островке с большими рисками строить свое счастье.
Эти новые граждане Сингапура носили белые костюмы, тропические пробковые шлемы и щегольские тросточки и посматривали в лучшем случае свысока, а в худшем – презрительно на пеструю смесь здешних народов. И в отличие от прежних времен они привозили с собой своих мэм, которые и не думали приспосабливать домашнее хозяйство к климату или местным обычаям, а с энтузиазмом пустились насаждать в тропиках свой цивилизованный британский стандарт жизни. Только с бо́льшим количеством прислуги.
Прогресс этого времени шел им навстречу и сделал из Сингапура этакое дальнее тропическое предместье Лондона, удаленное от метрополии всего на две недели. Газеты и журналы держали людей в курсе всего, что происходило дома и что было в моде, а постоянный поток почты между Великобританией и Сингапуром обеспечивал местных мэм занятостью.
Телеграфом Сингапур был связан с Мадрасом, Явой и другими городами Проливных Поселений, а с переходом первой частной телефонной службы в руки Oriental Telephone and Electric Company телефонная сеть города быстро перекинулась и на Джохор. И новый пароприводной трамвай составил конкуренцию бесчисленным рикшам; заключались пари, какое же из этих двух средств передвижения одержит верх.
Театр, многочисленные клубы и балы, бега и регаты, публичная библиотека и музей, ботанические сады и «курящие» концерты для джентльменов обеспечивали приятное времяпрепровождение, при котором всегда остаешься среди своих.
События, на которые являлись и Георгина с Полом Бигелоу – ради бизнеса и детей. Георгина так и не избавилась от робости окончательно, но справлялась с ней. Знание о своем происхождении давало ей опору, в которую временами примешивалось – как местный шнапс в шампанское – дьявольское удовольствие: будучи наполовину малайкой, вращаться в кругу этих леди и джентльменов, гордых своим статусом. Но иногда этот напиток все-таки горчил у нее на языке.
В новом Сингапуре со временем и по мере нарастающего благосостояния размывались разделительные линии между разными народами. Китайцы, тамильцы, индийцы и арабы, которые стали оседлыми, женились на малайских женщинах, рожали детей, которые, в свою очередь, тоже рожали детей: перанакан. Потомков.
Связи, породившие собственную кухню, собственные обычаи, собственный образ жизни, в которых соединились отечество и материнский мир. Баба-неня. Читти. Джави перанакан.
Для дочери шотландского торговца и малайской горничной не было благозвучного названия.
В новом, благоустроенном, чистом, колониальном Сингапуре больше не было места для людей моря. Для мальчиков-пиратов. Для ханту. Для матианак. Для таких историй, какая была у Георгины.
– Георгина!
Она вздрогнула и повернула голову. Пол улыбнулся и нежно взял ее за подбородок.
– Мечтательница ты моя. О чем ты сейчас думала?
Она выдохнула так, будто простонала, прижалась к нему и приклонила голову ему на плечо.
– О жизни.
Под ликование матери, отца и тети маленький Гордон упал в руки Джо, которая прижала его и тискала, а Дэвид, смеясь, погладил сына по голове. Лиза посмотрела издали в сторону веранды и помахала рукой, рукав ее летнего платья водопадом скользнул с локтя. Джо тоже с улыбкой подняла ручку маленького Гордона и помахала ею.
– Лучший подарок мне ко дню рождения, – шепнула Георгина.
В шестнадцать лет Джо решила поехать в Англию вместе с братом и там поступить в женский колледж, чтобы изучать языки, литературу и искусство. Всего две недели как она вернулась, стройная, вытянувшаяся девятнадцатилетняя девушка с озорными голубыми глазами. Ее сопровождали Мэйси и ее муж Генри, которые теперь, после смерти Стеллы и Сайласа Гиллингемов и после того, как их последний ребенок стал самостоятельным, захотели взглянуть на Сингапур их кузины; после чая они ушли прогуляться по пляжу.
– Она напоминает мне тебя, – пробормотал Пол. – Тогда. В наше первое время.
– Нет. – Георгина с улыбкой покачала головой. – Джо намного красивее, чем была я. Она уверенная в себе и целеустремленная. И такая умница.
Иногда она спрашивала себя, как бы протекала ее жизнь, если бы наследственность Тиях превозмогла упрямую шотландскую наследственность Финдли. Если бы она родилась на свет с темными глазами и коричневой кожей.
Ей некого было об этом спросить. Семпака в какой-то момент стала возражать против ее посещений. Она была сестрой Тиях и нянькой Георгины, но не хотела быть ее теткой. Однажды Георгина все-таки съездила туда, два года назад. То было ее последнее посещение деревни. На могилу Семпаки.
– Умница в мать, – тихо сказал Пол. – Без тебя бы фирма сейчас не была в таком хорошем положении.
