Они стояли под красным навесом, на красной ковровой дорожке. Подумать только! В нескольких метрах от них застыл швейцар в ливрее, тактично делая вид, будто не замечает их.
— Дев, это не смешно, ты сказал…
— На первом этаже есть бар, а здешний персонал гарантирует, что нам никто не помешает. И уж конечно, никто не будет нас фотографировать. — Уголки его губ взлетели вверх. — Руби, я ведь не зову тебя распить бутылку шампанского у меня в постели!
— Ну да, конечно… — Руби показалось, что ее лицо сделалось одного цвета с ковровой дорожкой.
— Так пойдем? — Он жестом указал на широкие двери.
Она кивнула, и вот они уже шагают к бару по роскошному мраморному полу, устланному коврами. Классический просторный бар был обставлен массивной старинной деревянной мебелью, стены были оклеены красивыми шелковыми обоями. Хрустальные люстры испускали мягкий, приглушенный свет. У стойки сидело несколько человек. Вдоль стены тянулась скамья, обтянутая черно-кремовой тканью; у скамьи стояли столики. За одним сидела какая-то парочка. После того как Дев спросил, что она будет пить, Руби направилась в самый дальний угол и села на мягкое сиденье.
Дев отошел от стойки и направился к ней. В темном костюме и белой рубашке без галстука он выглядел не официально и сухо, а расслабленно и непринужденно. Можно подумать, в таком виде он каждый день ходит за продуктами!
Руби решила, что в баре не случайно приглушили свет. И все же, когда он приблизился, ее снова изумило хмурое выражение его лица. Может, он плохо себя чувствует? Он очень осунулся, щеки ввалились. Сегодня он ужинал с аппетитом… может быть, он в самом деле болел и продолжает худеть?
Во всяком случае, она понимала, что задавать ему вопросы о здоровье неприлично. Он не будет обсуждать свои проблемы с кем попало. Кто она ему? Случайная спутница, которую он почему-то пригласил поужинать. Она никогда не задаст ему такие вопросы. У них есть только сегодняшний вечер.
Он опустился рядом с ней на сиденье, очень близко, но не касаясь ее. Глядя Руби в глаза, протянул ей бокал. Здесь, в углу, было гораздо темнее, чем в центре зала. Обстановка… располагала к интиму.
Когда он погладил ее по руке, она от неожиданности дернулась, расплескав вино.
— О-ох! — Руби поставила бокал на стол, тряхнула головой, стараясь привести себя в чувство. Ничего не помогало. Стоило ей заглянуть Деву в глаза, и она забывала обо всем. Она не отрываясь смотрела на него, видя перед собой не кинозвезду, а человека. Новый Дев стал для нее загадкой… и он ей нравился.
Он ненадолго приоткрыл темные глубины за роскошным фасадом; она разглядела неожиданную боль. А потом Дев перестал ее поддразнивать и начал соблазнять всерьез… Он придвинулся вплотную. Руби говорила ему, что у нее другие цели в жизни, но он ее как будто не слышал. Сам ведь признался, что не считает себя милым и хорошим. Наверное, он не кривил душой. Он так упорно ее домогается… неужели в самом деле его к ней влечет?
Нет, решила Руби. Дело в чем-то другом.
Она смотрела ему в глаза, в его красивые, пронзительные голубые глаза. Потом облизнула пересохшие губы кончиком языка… Он придвинулся еще ближе, положил руку на спинку сиденья. Руби не сразу осознала, что его пальцы ласкают нежную, шелковистую кожу у нее на шее. Постепенно он двигался выше, к затылку, потом погладил ее по голове. Но не тянул ее к себе. Боялся, что она убежит?
Он очутился так близко, что даже при тусклом освещении она заметила красные прожилки у него в глазах. На миг ей даже стало страшно за него… Но страх тут же прошел, сменившись совсем другими ощущениями.
И наконец, он ее поцеловал.
На один глупый, безумный миг ее сознание заполнилось образами Девлина Купера, который целовал на экране многочисленных женщин. Она представила романтические объятия, смятые простыни под яркими лучами юпитеров. А потом картинка пропала — ведь все это было ненастоящим. В отличие от их поцелуя.
Она целовала не киногероя, а вполне реального, живого мужчину, который по-настоящему хотел ее. После того как он раздвинул ее губы языком, она прижалась к нему всем телом. Она погладила его ладонью по груди. Он обвил ее талию; его рука скользнула под короткий жакетик.
Она отвечала со всем пылом, на какой была способна. Его губы были восхитительными, как вино, которое они пили, сладкими, как сорбет…
Руби отвечала, не стесняясь своих чувств, и он невольно заразился ее страстью. Перестал сдерживаться.
Руби прижималась к нему вплотную, наслаждаясь его великолепными, сексуальными, греховными губами. Она могла бы сидеть так вечно и вечно целовать его…
Наконец, он отстранился и шепнул ей на ухо:
— Поднимемся ко мне?
Наверное, все началось еще в Люсивилле, среди вагончиков, когда она врезалась в него. Сейчас Руби было все равно. Она знала, что у нее есть единственный выход. Надо встать, стараясь не упасть, и подняться к нему в номер.
Он встал и протянул ей руку. Заметив, что он смотрит на нее вопросительно, Руби одними губами ответила: «Да».
Глава 7
Дев лежал на спине на диване, смотрел в потолок. Ему было не по себе. Он совершенно вымотался, но спать не мог.
Некоторое время он расхаживал туда-сюда по своим просторным апартаментам, но ничего не помогло. Он по опыту знал, что ходьба не усыпляет его, а даже наоборот. В голове стало тесно от мыслей; спать совершенно не хотелось.
Он потер лоб. Вот бы можно было взять и стереть все неприятные мысли! В самом деле неприятные. Бессмысленные, бесполезные, запоздалые. И такие… несвоевременные. Они пришли из подсознания; в нем что-то назревало. Перед глазами вставали картины из детства. Редкие минуты, которые он проводил наедине с отцом. Еще более редкие похвалы, которые с годами сменились раздражением и разочарованием. Отец злился из-за его промахов. Дев плохо учился, не слишком дружил со спортом и не отличался примерным поведением.
Старшие братья сильно отличались от него. Родители так восхищались ими, что Деву делалось больно. Когда-то он буквально боготворил отца…
Может быть, мысли, которые пришли ему в голову, вовсе не случайные. Конечно, он понимал, в чем дело. Все так же очевидно, как часы, которые когда-то носил отец, часы, стоившие больше, чем средний человек зарабатывал за год. Отец любил демонстрировать признаки своего благосостояния. И можно ли упрекать его за это? Деньги доставались ему тяжело…
«Девлин, деньги достались мне тяжело и вовсе не для того, чтобы ты все проматывал. Ты понятия не имеешь, на какие жертвы мне приходилось идти ради вас… своих близких».
Он услышал шаги. Тихие шаги на мягком ковре.
Обернулся, заметил Руби, которая кралась к двери, держа в руке сандалии.
— Руби! — прошептал он.
Она вздрогнула.
