Приглашение подписано ником Администратора, и когда я его прочла, то чуть не выронила чашку с кофе. Это был он. Смерть. Я медленно поставила чашку на столик и несколько секунд не могла прийти в себя. Зашла на сайт. В чате меня уже ждало сообщение от него: «Ну что, Кошка, как видишь, я выполняю свои обещания, выполнишь ли ты свои?»
Я не ответила, развернулась вместе со стулом от стола и лихорадочно думала. Значит, он встречался с ними в реальности. Это не была только онлайн-переписка. Это гораздо больше, чем невинные интернет-игры. Я кусала губы и думала, потом резко развернулась обратно, сохранила картинку с приглашением и нажала «распечатать». Зашуршал принтер рядом с письменным столом.
Что может со мной случиться в зале, полной народа? Что он может мне сделать?
Но внутри вдруг зазвучали слова Алекса: «Он будет убивать снова. Скоро. Обязательно будет».
Я медленно выдохнула и открыла файлы, которые прислал Заславский.
* * *
У него в комнате всегда пахло сладким запахом ванили. Этот запах казался ему невинным. Он будоражил его, держал в тонусе. Ванилью пахло даже его постельное белье. Его костюм, галстук, бумаги на столе.
Потому что так пахла она. Пахла с тех пор, как он впервые поднес ее светлую прядь к лицу и понюхал. Кажется, именно в тот момент этот запах въелся ему в мозги. Маленькая русская сучка источала аромат сладостей, тех самых, которые его мать пекла по воскресеньям и заставляла относить в церковь к заутрене. Он раскладывал рогалики, присыпанные ванилью, на серебряном подносе и повторял молитвы, а на самом деле мечтал, что когда-нибудь он спалит эту церковь вместе со священником, чья седая шевелюра вспыхнет, как факел, когда он обольет ее бензином.
Он любил ее… он сходил от нее с ума, дышал ею, жил каждым взмахом ее ресниц, нежным изгибом лебединой шеи и запахом ее светлых волос. Нет, она не была красавицей, она просто была невероятной. Он подсел на нее, как на наркотическое вещество, без всякой надежды на ремиссию. Чувствовал интуитивно, что его затягивает в ее бездну, а пути назад не видел. Он отдавал ей всего себя, а она брала жадно, алчно, возвращая взамен свое прекрасное тело, от которого у него мутился рассудок. Каждая ямочка, изгиб, выпуклость и впадинка, каждая родинка заставляла его дрожать от любви к ней. Ему не верилось, что она принадлежит ему. С ней хотелось состариться и умереть, и он дико боялся, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Нет, она не давала повода, просто у него постоянно было чувство, что она, как птица, станет однажды на подоконник, взмахнет руками-крыльями и улетит на свободу, а он останется совершенно один подыхать от тоски по ней. В такие моменты он крепко прижимал ее к себе и жадно целовал такое любимое лицо, волосы, руки. Шептал, как сильно любит ее и насколько счастлив, что теперь они вместе.
Он смотрел на нее и чувствовал, как растворяется, теряет самого себя, исчезает. Ее светлые волосы закрутились от влаги в непослушные кольца, обрамляя нежное лицо, а глаза… он никогда раньше не видел таких глаз. Она все же его заметила и после долгих лет, когда он мастурбировал под одеялом, вспоминая ее груди под синей школьной футболкой, она сама отдалась ему. Эта невероятная фантазия исполнилась. Ему, очкастому ботанику, с кучерявыми волосами, худому и нескладному заучке с подростковыми прыщами на щеках, ему… да, да, да, именно ему. Тогда он был таким, это сейчас он совершенно другой.
Он каждый день смотрел в календарь, считал секунды рядом с ней. Завтра… послезавтра… неделя… Она все еще с ним. Он любил ее рисовать, такую разную: то нежную, то дикую, любил смотреть, как она улыбается и как в ее глазах появляется блеск, как она шепчет сладкие непристойности и распахивает халатик, под которым сверкает ее молочно-белая кожа. Он становился перед ней на колени и погружался в ее обволакивающий запах зноя и страсти, слыша ее тихие стоны и чувствуя, как тонкие пальцы перебирают его волосы.
А потом она просто исчезла, так же внезапно, как и появилась в его жизни. Однажды утром ее не оказалось рядом. Проклятье, если бы он понимал, в какое безумие погружается, он бы предпочел пустить себе пулю в лоб. Иногда лучше жить в неведении, потому что некоторые вещи могут превратить тебя в сумасшедшего.
Наверное, то же самое чувствуют слепые, когда вдруг прозревают и мир вокруг оказывается настолько уродлив, что им хочется ослепнуть снова, но картинка уже отпечаталась в голове и вам никогда ее не забыть. Вы прокручиваете ее снова и снова, словно отматывая кинопленку назад в надежде, что следующий кадр будет другим. Только кадры не менялись. Она просто поиграла с ним. Приласкала, как несчастного щенка. Эта сука касалась его щеки и просила прощения за то, что сломала ему жизнь, а сама смеялась над ним.
Только недолго, потом смеялся он. Смеялся истерически и беззвучно, когда смотрел, как из ее распоротых запястий стекает кровь на пушистый ковер, смотрел в ее глаза и видел там дикий ужас. Да, она не могла даже закричать. По ее щекам текли слезы, а ему хотелось их слизать, чтобы запомнить их вкус.
Потом он плакал на ее похоронах, смотрел, как ее хоронят у обочины, и внутри разливалась ядовитая желчная радость. Да, сука, тебе самое место у дороги, как и шлюхам, одной из которых ты являлась. Ты, как проститутка, будешь вечно у обочины, и на твою могилу будут мочиться бомжи и бродячие псы.
Насыщение было таким сладким, что он пребывал в эйфории несколько лет, пока не начал тосковать о ней, тосковать невыносимо. Он видел ее во сне, в лицах прохожих на улице, он видел и жаждал ее снова и снова.
Она возвращалась и мучила его, эта сука с телом невинной девочки, душой грязной твари. Он должен очистить эту душу. Найти ее и очистить, только перед этим он будет трахать это тело, которое она подарила ему, а потом отобрала.
И он находил ее. Всю жизнь посвятил этим поискам. Теперь он точно знал, где искать, он всегда близок к ней, всегда там, где и она. Только спустя время она возвращалась, чтобы сводить его с ума. Грязная, порочная тварь. Юная и невинная, она мечтала о том, чтобы отсосать ему, стоя на коленях, а потом снова уйти к кому-то лучше. Только теперь от него никто не уйдет, а она об этом не знает, смотрит на него доверчивыми глазами, ест с руки… Он любил забирать ее последний взгляд, вот тот самый момент, когда в нем отображался дикий ужас. «Да, сука, теперь бойся, теперь моли о помощи и лежи беззащитная. Всем на***ть на тебя. Людям плевать, что ты здесь истекаешь кровью, как и тебе было наплевать, когда я умывался кровавыми слезами».
А теперь он нашел ее снова. В седьмой раз… Им его не остановить, они слишком тупы для этого.
* * *
Я куталась в тонкий плащ, чувствуя, как ветер пробирает до костей, а под этим плащом на мне тонкая мягкая кожаная одежда, состоящая из корсета, короткой мини-юбки, чулков в сеточку и высоких сапог. Адреналин течет по венам и мне страшно. Я никогда не ожидала, что способна на эту авантюру. Но я хотела увидеть этот мир изнутри, мир, в котором вращались мои пациентки, а я даже не подозревала об этом.
Таксист остановился в темном районе, неподалеку от вывески, которая совершенно не соответствовала названию заведения. Я несколько раз перепроверила адрес, потом протянула таксисту деньги и вышла из машины, поплотнее запахивая плащ.
