Скорее всего, местный аналог Конана-Варвара.
Листая книги, Эйхгорн сделал для себя три открытия. Первое – читать на местном языке он тоже может. Это совершенно точно не кириллица, не латиница, не греческий, не иврит и вообще не какой-либо из известных Эйхгорну видов письменности. Но эти незнакомые значки загадочным образом складываются в слова, а те – в осмысленный текст. Написан он привычным образом, слева направо, по строчкам.
Второе – письменность здесь буквенная. Не пиктограммы, не иероглифы, не силлабы. Буквы. Причем их довольно мало – Эйхгорн насчитал всего восемнадцать штук. Правда, применяются они с разными модификациями – диакритическими знаками, иными изгибами линий… Насколько Эйхгорн понял, от этого меняется произношение – буквы становятся твердыми или мягкими, глухими или звонкими. Б превращается в П, Ш в Щ, Э в Е и так далее.
Также есть разделение на слова, применяются знаки препинания – точка в середине строки и вертикальная черта. Первая, по-видимому, играет роль запятой, а вторая – точки. Иногда встречаются две и даже три вертикальных черты, но смысл этого Эйхгорн пока что не понял. Возможно, аналог многоточия или восклицательного знака.
Третье – в этом мире еще не изобрели книгопечатания. Книги написаны от руки. Очень красивым каллиграфическим почерком, каждая буква выведена с огромным старанием, но текст несомненно рукописный. Следовательно, томики в руках Эйхгорна должны стоить немалых денег, и очень странно, что их так просто бросили здесь пылиться.
Беллетристику и брошюрки Эйхгорн пока отложил в сторону. А вот фолианты изучил со вниманием. Первый назывался «Ктава» и состоял из четырех разделов: Севигиада, Небесный Закон, Предания Мертвых и Дыхание Песни. По всей видимости, местное Священное Писание.
Религия Эйхгорна интересовала очень мало, но он взял на заметку потом ознакомиться с основными постулатами. Чтобы не попадать впросак.
Второй фолиант был поинтереснее. Судя по иллюстрациям – какой-то справочник или энциклопедия. Почти на каждой странице встречались изображения растений (довольно плохонькие), человеческих органов, минералов.
Только вот прочесть Эйхгорн не сумел ни слова. В отличие от всех остальных, эта книга была написана на непонятном языке. Даже буквы несомненно другие.
Обидно, книга явно заслуживает изучения.
В других отделениях шкафа лежал в основном хлам и мусор. Однако нашлись там и весьма полезные предметы.
Например, очень неплохой, хотя и ужасно пыльный набор химического оборудования. Колбы, пробирки, кюветы, мензурки, пипетки, реторты, фарфоровый тигель, аптекарские весы, пинцет, горелка, водяная баня, газовый фильтр и даже перегонный аппарат. Это Эйхгорна ужасно обрадовало, а заодно прояснило род занятий прежнего «волшебника».
Химия, обычная химия. И никаких чудес.
В химии Эйхгорн не был глубоким специалистом, но, как и любой нормальный человек, владел основами. При наличии средств и компонентов он мог сварить хоть нитроглицерин, хоть метамфетамин – хотя, разумеется, никогда в жизни этим не занимался.
Кое-какие химикаты в шкафу тоже нашлись. Не все сохранились нормально, некоторые за минувшие годы выдохлись или испортились, но большинство содержалось в герметичных сосудах, так что с ними ничего не случилось. Бегло их осмотрев, Эйхгорн опознал крахмал, поваренную и бертолетову соль, ртуть, серу, фосфор, магний, киноварь, этиловый спирт, хлорид аммония, нитрат бария, азотную, борную и соляную кислоту. Неопознанные он пока трогать не стал, решив позднее провести полную ревизию.
В другом отделении лежали писчие принадлежности. Толстая стопка пожелтевшей, но все еще пригодной бумаги, огромная чернильница (правда, чернила высохли), стальное перо с натуральным опахалом, деревянная линейка, измерительный циркуль и еще какой-то непонятный предмет, похожий на тонкий скребок.
Судя по линейке, меры длины тут отличаются от СИ. Даже на глаз видно, что расстояние между жирными штрихами больше сантиметра, а между тонкими – больше миллиметра. К тому же жирные разделены не на десять, а на девять делений.
Еще Эйхгорн нашел колоду карт. Не похожи на земные, но это точно карты. Сорок четыре штуки, четыре масти – короны, мечи, монеты и какие-то спиральки. Изображения символические, но вполне угадывающиеся.
Кроме спиралек, конечно.
– Это может оказаться полезным в моей презентации, – сделал аудиозаметку Эйхгорн, перебирая карты. – Можно предположить, что масти символизируют власть, силу, богатство и… что-то еще. У меня пока нет идей насчет того, что означает эта спираль.
– Мэтр, а вы на каком языке сейчас говорите? – с любопытством спросил паж, скобля тряпкой стол.
Эйхгорн ничего не ответил, но мысленно пополнил свою копилку фактов. Если он говорит сам с собой, то изъясняется по-прежнему на русском. Если же обращается к местному жителю, говорит на туземном наречии, не прилагая никаких усилий. Интересно, что произойдет, если он заговорит с другим землянином или иноязычным туземцем?
Этот феномен положительно требует более подробного изучения.
Больше в шкафу ничего полезного не нашлось. Не обшаренным осталось только запертое отделение – Эйхгорн подергал дверцу, поковырял в замке ножом, но успеха не добился.
Конечно, постаравшись, он мог бы его взломать, но решил сначала все же поискать ключ. Должен же тот где-то быть.
Тяжело дышащий Еонек приволок новое постельное белье. Бедный мальчишка совсем запыхался, носясь вверх-вниз по лестнице. Поднимаясь по ней, Эйхгорн машинально считал ступени, и их оказалось двести восемнадцать. Примерно столько нужно преодолеть, чтобы подняться на двенадцатый этаж жилого дома. А паж совершил уже пять подъемов и четыре спуска.
Новое белье мало отличалось от старого. Это были точно такие же шкуры неизвестных животных, только менее грязные. Подушку заменял мешок, набитый соломой.
Еонек принес еще ведро воды, и Эйхгорн принялся разбирать и мыть химическое оборудование. Каждый предмет он называл вслух в диктофон, комментируя его состояние.
– Пробирка стеклянная, – говорил он. – Семь штук, в деревянном штативе. Пять в отличном состоянии, одна в удовлетворительном, одна в плохом.
Постепенно на столе образовалась небольшая, но вполне сносная лаборатория. Эйхгорн мысленно перебирал различные химические опыты, ища самые яркие и зрелищные. Те, что в глазах несведущего выглядят настоящим волшебством.
В очередной раз вернулся Еонек – приволок ужин. Пропустивший обед Эйхгорн очень этому обрадовался – он-то уж собирался вскипятить воды на горелке и залить растворимую вермишель.
Ужин, хоть и королевский, оказался не слишком изысканным. Миска похлебки из овощей и злаков с парой кусочков мяса. Жареная рыбина, похожая на уклейку-переростка. Кусок овечьего сыра. Ломоть белого хлеба. Красное вино – очень слабое, чуть покрепче виноградного сока.
Вина паж принес целую бутылку, но о бокале не подумал. В шкафу из приборов были только деревянная ложка, длинная двузубая вилка и чуть искривленный, со следами ржавчины нож. Причем ложка довольно неудобной формы и вряд ли предназначалась для еды.
