Эйхгорн недоверчиво моргнул. Монах понял слово «анестезия». Более того – он в курсе, что она бывает местная.
А потом брат Рокабриан раскрыл свой ранец, и глаза Эйхгорна полезли на лоб. Там лежали десятки разноцветных пузырьков и кулечков с порошками, но кроме того – там был полный хирургический набор! Тончайшие скальпели, ланцеты, иглы, пинцеты, зеркальца, пила, молоточек, долото, кусачки, плоскогубцы, расширители, отвертки…
Монах совершил странное движение – словно бы перекрестился, только лба коснулся дважды, в области бровей. Прошептав несколько слов, он извлек нож и нечто вроде шприца без иглы. Молниеносное движение – и нож рассекает Эйхгорну мышцу на бедре. В следующий миг брат Рокабриан вставил туда этот странный «шприц» и капнул какого-то раствора из пузырька.
После этого он просто уселся напротив и принялся выжидать, продолжая что-то бормотать. Эйхгорн полагал, что монах молится, но прислушавшись, обнаружил, что тот просто размеренно считает.
Досчитав до тридцати, монах встал и надавил Эйхгорну на живот.
– Чувствуете что-нибудь? – спросил он.
– Нет… – растерянно ответил Эйхгорн.
Он и в самом деле ничего не чувствовал. Боль исчезла полностью – вместе со всеми прочими ощущениями. Низ живота и верхнюю часть ног словно заморозили.
Монах кивнул, поставил рядом с собой ранец, смазал чем-то живот Эйхгорна и сделал первый надрез.
Выглядело это… невероятно. Худые руки мелькали с умопомрачительной быстротой, хватая то одно лезвие, то другое, рассекая, перетягивая и зажимая окровавленные кусочки. Инструменты так и порхали в тонких пальцах, скальпель вибрировал, точно живой.
На лице монаха ничего не отражалось. Полностью отрешенное, оно выглядело гипсовой маской. Молча и сосредоточенно он резал Эйхгорна, и тот видел это, понимал – но ничего не чувствовал.
Действительно, прекрасная анестезия.
Вот пинцет извлек наружу окровавленный отросток. Аппендикс. Эйхгорн смотрел на него затуманенным взглядом – и не верил.
Брат Рокабриан же прижал к разрезу гладкий темно-красный камень и попросил Эйхгорна:
– Подержите так, мэтр.
– Что это… за камень?..
– Эстетль. Его еще называют кровяным камнем.
– И что он… делает?
– Останавливает кровотечение.
Кровило действительно уже меньше. Монах вооружился иглой-крючком и произнес:
– Именем божьим, зашиваем разрез.
Через пару минут брат Рокабриан уже снова мыл руки, а Эйхгорн лежал на кровати, озадаченно глядя на живот. Онемение еще не прошло, но какие-то ощущения уже появились. Снова понемногу начинало побаливать, но теперь это была совсем другая боль. От операции, а не от воспаленного аппендикса.
– Швы можно будет снять через десять дней, – произнес монах, ставя на стол баночку с мазью. – Просто разрежьте нитки тонким стерильным лезвием, аккуратно вытяните и перебинтуйте – полагаю, с этим вы легко справитесь и сами, мэтр. Чтобы не было заражения, дважды в день смазывайте вот этим. Если будет сильно болеть, глотните отвара из мандрагоровых яблок – но не больше одного глотка за раз. В больших дозах он смертелен. Пищу первые три дня употребляйте только жидкую, потом можете переходить на кашу, яйца и рубленое мясо. Только много не ешьте, блюдите диету. Вставать можно с завтрашнего дня. Не поднимайте тяжелого, не пейте вина, не курите, не познавайте женщин. Я пробуду в этом городе еще шесть дней – если возникнут осложнения, посылайте за мной пажа.
– Спасибо вам… святой отец… – с трудом выговорил Эйхгорн. – Сколько я вам должен?..
– Это мой священный долг, мэтр, – покачал головой брат Рокабриан. – Да хранит вас Бог Исцеляющий.
Чуть позже, лежа в постели и прихлебывая бульон из брабулякра, Эйхгорн спросил у Еонека:
– Что это был за монах, где ты его нашел?
– Просто какой-то чернец из ордена Подорожника, – пожал плечами паж. – Кто-нибудь из них все время околачивается в городе.
– Так их таких что, много?..
– Конечно, мэтр. Целый орден. Говорят, у них даже собственная страна есть на каком-то острове.
– И все умеют… лечить?
– Ну а как же, мэтр? – удивился Еонек. – Они же служат Медеору, Богу Исцеляющему. Если вас не смогут вылечить в ордене Подорожника – вас не смогут вылечить нигде.
– И они лечат бесплатно?
– Конечно, бесплатно. Им так их бог велит. Но если хотите, вы можете сделать их ордену пожертвование. Многие делают.
Эйхгорн откинулся на подушку и издал слабый смешок. Дрожащей рукой он поднес к губам диктофон и сделал аудиозаметку:
– Информация к размышлению – монахи бывают полезными. Кто бы знал…
Глава 21
В постели Эйхгорн пролежал семь дней, периодически прохаживаясь лишь для того, чтобы не образовались спайки в кишечнике. Скрупулезно исполнял предписания монаха-врачевателя, соблюдал диету, воздерживался от спиртного. В первые дни пару раз пил упомянутый отвар из мандрагоровых яблок – тот нашелся у дворцового лекаря. Это действительно оказалось очень мощное обезболивающее – неудивительно, что монах предостерегал от больших доз.
Большую часть времени Эйхгорн читал художественную литературу. Проглотил все тома «Рыцаря Парифата», пролистал со скабрезной усмешкой «Брата Кюлота», а в конце концов дошел даже до Ктавы. Первый ее раздел, Севигиада, читался даже с интересом – это оказался сборник мифов, изложенных в стихах. Продолжительная эпическая поэма, причем написанная на редкость талантливо.
Остальные разделы были не так увлекательны. Второй являлся по сути религиозным кодексом – там подробно излагались правила и установления, перечислялись заповеди, приводились образцы молитв и описания обрядов. Скучноватое чтиво, но Эйхгорн изучил его самым внимательным образом – он явно в этом мире надолго, если не навсегда, так что нужно знать, чем тут живут люди.
Третий раздел по структуре напоминал «Божественную комедию». Там описывался тот свет – в виде своеобразного путеводителя. Практического значения это не имело, так что Эйхгорн читал по диагонали, задерживаясь лишь на незнакомых терминах.
Ну а четвертый раздел был чем-то вроде приложения. Своего рода авторский дневник наблюдений и размышлений – многочисленные афоризмы, притчи, философствования. Единым сюжетом это связано не было, практического значения тоже не имело.
А после четвертого раздела располагалось уже настоящее приложение. Биографическая справка, пара страниц об авторе. В отличие от Библии, у Ктавы имелся один конкретный автор – живший в глубокой древности мудрец, Сакор Дзидоша.
Правда, Эйхгорн усомнился, что это реальное историческое лицо – скорее уж собирательный образ, которому авторство только приписывается. Ведь этот Дзидоша, если верить биографической справке, был величайшим мудрецом в истории Парифата. Непревзойденный богослов, философ, поэт, математик и врачеватель. С богословием и философией все понятно – профессии смежные. С поэзией тоже – Севигиада говорит сама за себя.
