Разделив, Эйхгорн получил девять тысяч двести тридцать девять метров. И теперь у него были уже все данные. Дальность горизонта вычисляется по элементарной формуле – N = √2Rh, где R – радиус планеты, а h – возвышение глаза наблюдателя над поверхностью. Соответственно, R = (N/√2h)².
N = 9,239 км.
h = 0,0017 км.
Таким образом, R = 25106 км.
Получив конечный результат, Эйхгорн дважды его перепроверил. Очень уж сомнительным он вышел. Но перепроверки дали все то же самое.
Конечно, следует учитывать неизбежные погрешности наблюдения и измерения. Реальный радиус планеты может отличаться от вычисленного на десятки, а то и сотни километров. Но даже приблизительного результата достаточно, чтобы поразиться.
Радиус вчетверо больше земного!
Теперь карта Парифата предстала перед Эйхгорном в другом свете. Он недооценил масштаб – и сильно недооценил. То, что он принимал за крупные острова – самые настоящие континенты.
Но как же так? Планета размером с Нептун, причем не газовый гигант, а сверхземля. И при этом сила тяжести, если верить ощущениям, ничуть не больше земной. Возможно, даже чуточку меньше. Как такое возможно?
На самом Нептуне сила тяжести отличается от земной незначительно – всего-то 1.14 g. Но это из-за относительно малой массы Нептуна – все-таки он газовый гигант. А здесь твердотельная планета – но с вчетверо большим, чем у Земли, радиусом. Если ее средняя плотность соответствует земной, то масса должна быть больше в шестьдесят четыре раза.
Ускорение свободного падения, которое еще называют силой тяжести, рассчитывается по элементарной формуле: g = G(M/R²), где G – гравитационная постоянная, M – масса планеты, а R – ее радиус. Если масса планеты превосходит земную в шестьдесят четыре раза, а радиус – вчетверо, то местное g должно быть равно около 40 м/с², или четыре стандартных земных g.
Но этого явно не наблюдается.
Пока что Эйхгорну пришло на ум только одно возможное объяснение. Масса Парифата превышает земную не в шестьдесят четыре раза, а всего в шестнадцать плюс-минус немного.
Надо это проверить.
Глава 24
День шел за днем, неделя за неделей. Эйхгорн колесил на своей бричке по Парибулу, скрупулезно проводя замеры и переписывая жителей.
Ему нравилась такая жизнь. Можно никуда не торопиться, все время на свежем воздухе и много-много расчетов. Со спутниками тоже повезло – кучер оказался степенным мужичком, склонным к созерцательной философии, а стражник вообще практически не раскрывал рта. Спустя неделю Эйхгорн все еще не знал их имен – и его это полностью устраивало.
Вот еще бы пажа отослать домой – и совсем ладно. Еонек постоянно докучал со всякой ерундой, отвлекал по пустякам, задавал глупые вопросы.
Эйхгорн не любил, когда его дергали без дела.
А дело спорилось. Карта Парибула становилась все подробнее, население было переписано уже на две трети. Остался в основном Альбруин – в нем Эйхгорн решил закончить перепись.
Но он не спешил возвращаться. Работая в конструкторском бюро, Эйхгорн усвоил нехитрую истину – выполнив задание, ты будешь вознагражден новым. И неизвестно, что в следующий раз придет в голову королю Флексигласу. Хорошо, если снова что-то пересчитать – а ну как потребует настоящего волшебства?
И вообще Эйхгорн стал подумывать о том, чтобы покинуть Парибул. Здесь, конечно, тепло, светло и мухи не кусают, но его терзал исследовательский зуд. Вокруг целый громадный неизвестный мир – причем действительно громадный, во много раз больше Земли! – а он прозябает в крохотном провинциальном королевстве. Единственная достопримечательность Парибула – злополучные дома поэзии… интересно, как в конце концов с ними поступили?
Надо будет разузнать на досуге.
Но это еще успеется. Вначале нужно определиться с направлением, с транспортом, подкопить деньжат. В Парибуле над Эйхгорном не каплет, а остальная география для него пока что темный лес. По возвращении стоит наведаться в книжную лавку и купить Озирскую энциклопедию – день Малахитового Медведя давно прошел, и у казначея ждет месячная зарплата.
Двадцать шесть золотых регентеров, не хухры-мухры.
Сегодня Эйхгорн проснулся раньше всех. Обычно он старался встать на ночлег в какой-нибудь деревне или на хуторе – придворного волшебника везде принимали охотно. Детвора, правда, неизменно досаждала – требовала чудес или хотя бы сказок. Роль массовика-затейника Эйхгорну удавалась плохо, бенгальских огней и других спецэффектов он в дорогу не взял, а математические фокусы крестьянских детей не впечатляли.
Но вчера вечером до жилья не доехали – на западе Парибула крестьянских хозяйств мало. Когда-то тут были серебряные рудники, но они давно истощились. Самый последний закрылся больше века назад, и с тех пор никто не пытался здесь поселиться.
Благо места в Парибуле хватает – королевство действительно оказалось маленьким, но не таким маленьким, как раньше казалось Эйхгорну. Он еще не закончил расчеты, но по предварительным измерениям площадь Парибула – тридцать тысяч пашен. Это около четырехсот тысяч гектаров или четырех тысяч квадратных километров. Вполне себе страна – раза в полтора больше Люксембурга.
И всего сорок тысяч жителей.
Кучер спал под бричкой, стражник – рядом с ней, а Еонек свернулся калачиком внутри. Эйхгорн единственный ночевал в палатке… впрочем, это был скорее просто навес из ткани. Такая простыня, натянутая меж двумя шестами. В Парибуле такие используют охотники и королевские егеря.
Эйхгорн мог просто растолкать остальных и приказать ехать дальше. Но он провел в роли придворного волшебника не слишком долго и еще не успел заразиться феодальными замашками. Так что он терпеливо дожидался, пока слуги проснутся сами.
А дожидаясь этого, Эйхгорн гулял по округе. Его внимание привлекла необычная растительность – белые цветы с очень узенькими листочками. Он уже видел подобные по всему Парибулу, но здесь они вымахали особенно крупными. И росли в таких количествах, что лощина казалась снежным полем.
Известно, что если в каком-то месте растительность не такая, как в окрестностях, это означает отличия в почве. Иной ее состав или иное количество воды. Но если почва такая же, и воды столько же – причина может таиться под землей. То есть это может быть месторождение полезных ископаемых.
Эйхгорна это заинтересовало. Ведь раньше тут были серебряные рудники. Возможно, не все они истощились? Или, может быть, какая-то жила осталась ненайденной?
Если так, Эйхгорн совершил важное открытие.
Конечно, у него не было бурового оборудования. Нормальную геологоразведку он провести не мог. Но зато у него была лопата – ею он и принялся орудовать.
Без особой надежды на что-либо, разумеется. Руды редко залегают у самой поверхности. А когда все-таки залегают – их обычно обнаруживают гораздо раньше. Как то альбруинское серебро, которое нашла чья-то там лошадь.
