– Что ты наделал?!
Вокруг начали собираться другие мамаши с колясками. Они взяли его в кольцо и смотрели так, словно он успел обидеть каждого ребенка в районе.
Артур огляделся и обнаружил, что Олеси нигде нет.
«Смылась. Ну и паршивка! Ну и...» У него не хватало слов от возмущения.
Мамаши тем временем раскудахтались:
– Слепой он, что ли?
– Прё-ё-ёт, как танк, не глядя, – заскрипела старушенция, привлеченная разгорающимся скандалом.
– До чего молодежь дошла, распустилась! – вторила ей тучная тетка с двумя пекинесами.
– Ничего святого не осталось, – крякнула беременная молодуха с огромным пакетом.
– Вот чего, скажите мне, чего он тут крутился! – чуть не плача, воскликнула хозяйка перевернутой коляски. – Никак украсть моего Санечку хотел!
– А что, – затрясла седыми лохмами старуха, – может, и хотел... вон, бугай какой!
– Милицию надо подключать, раз такое дело, – с умным видом произнесла тетка с двойняшками в коляске.
Артур хотел поскорее убраться отсюда, но старуха преградила ему путь.
– Куда собрался, голубчик?
Парень грозно топнул на нее.
Тетки в один голос ахнули, старушенция испуганно попятилась. Он проскочил мимо и был таков. Ему еще долго что-то орали вслед, но Артур не слушал. Отбежав подальше, парень набрал номер друга и теперь считал гудки.
– Ну как? – первым делом осведомился Глеб. – Вы уже ходили в церковь?
– Нет, – сердито поцедил Артур.
– А в чем дело?
– Не дошли.
– Давай ко мне, – потребовал друг. – Хочу кое с кем тебя познакомить.
– Не сегодня!
– Да ладно тебе, Арт, забей на монахиню! Я тут с такой куклой познакомился, просто отпад! Наверняка у нее есть классные подружки, так что...
Артур переложил телефон к левому уху.
– Что за кукла? Когда успел?
– Ха! Представляешь, чуть не сбил ее на светофоре, так и познакомились... – Глеб помолчал. – Она ходит в наш клубешник, приколись! Только не как мы, по воскресеньям, а по субботам. Короче, давай, приезжай.
Артур недолго подумал, потом все-таки сказал:
– Нет, не сегодня. Как-нибудь... потом.
Он убрал телефон и глянул на небо, откуда продолжала сыпаться мерзкая пыль. Сегодня ему не хотелось никуда ехать. Ему хотелось пойти домой и подумать. И вовсе не о машине, обещанной отцом к концу учебного года за хорошее поведение, а о белокурой недотроге.
Глава 11
«Об этом я буду кричать всю ночь»
Лето как будто передумало уходить на покой – неожиданно вернулось вместе с жарким солнцем, теплым ветром и чириканьем птиц. Лужи в аллее подсохли, по блестящей песчаной дорожке прогуливались парочки, носились радостные собаки, дети катались на велосипедах, встречные девушки улыбались. Денис тоже им улыбался – легко, непринужденно. А еще – с предвкушением.
«Уж в такой солнечный денек она точно появится», – думал он, вглядываясь в лица прохожих.
Два дня минуло с той драки в луже. В аллею он приходил каждый день. И она приходила. Но они не разговаривали, на скамейке не сидели, проходили друг мимо друга так, словно незнакомы. А он хотел... сам не понимал, чего именно. И даже не уловил того мига, когда вдруг захотел этого чего-то – необъяснимого, неуловимого, странно волнующего. Он ждал от нее очередной колкости, ждал презрительного взгляда... ждал ее всю. В солнечном плаще, резиновых сапогах на каблучке, с неизменным зонтом и с холодной улыбкой.
Девушка сидела на скамейке и листала толстую тетрадь. Денис нерешительно остановился, гадая, заметила она его или нет. Сердце заметалось в груди, точно человек в горящем доме. Но ноги отказывались вникать в трагедию этого несчастного человека, готового вот-вот сгореть заживо, – они несли его прямо к скамейке.
Денис сел.
Девушка демонстративно перевернула страницу тетради и, не глядя на него, сказала:
– Проваливай!
– Даже не подумаю, – в тон ей ответил он, назло устраиваясь поудобнее.
Скамейку кто-то починил, не очень аккуратно, но теперь можно было сидеть без опасений свалиться в дыру.
Оля закинула ногу на ногу и перевернула еще страницу. Рассмотреть, что она читает, Денис не мог, поэтому принялся разглядывать ее. Раньше как-то не довелось. Не хотелось особо. Внимательно смотреть на нее не хотелось... Сегодня вместо плаща был черный шерстяной свитер, а вместо резиновых сапог – черные кроссовки. Волосы девушки удерживал золотистый ободок, и теперь его взгляду открылись уши.
«Хорошенькие», – подумал Денис. Все в ней неожиданно стало казаться ему каким-то симпатичным и миленьким.
Она не носила много украшений, он приметил лишь золотые серьги – в виде длинных цепочек с круглыми прозрачными камешками на концах и два тонких колечка на левой руке. Солнце освещало яркие волосы, бликами играло на черном свитере. Лучи, как чьи-то бесстыжие взгляды, сползали на ее стройные ноги и скользили туда-сюда, чем ужасно его раздражали.
От нечего делать Денис начал постукивать по скамейке в такт проносившимся в голове стихотворным строкам. Он не успевал понять, что за стихи, кто их авторы, казалось, вся любовная лирика Золотого и Серебряного веков бурлила в его голове, точно смола в чане над огнем.
Оля неожиданно скосила на него глаза:
– Даже не надейся, что уйду.
– Я тебе мешаю? – ядовито поинтересовался он, постукивая по скамейке еще громче.
Девушка в бешенстве перевернула очередную станицу тетради и сквозь зубы процедила:
– Стучи громче, а то прохожие на том конце аллеи еще не слышат.
– Думаешь? – Он перестал стучать, соображая, чем бы еще ей насолить. Как назло, ничего путного не придумывалось. Ему было трудно поверить, что всего лишь два дня назад эту самую девушку он грозился убить, толкнул в лужу, дрался с ней на равных. Ударить ее сейчас – да что там ударить, просто прикоснуться! – казалось ему чем-то нереальным. Ощущение, которое осталось после их яростной потасовки в холодной и грязной воде, будто они давным-давно друг друга знают, – ощущение близости почему-то исчезло. Он не смел в открытую на нее смотреть, и слова давались нелегко. И сделать что-то гадкое тоже не мог. Словно кто-то взял и вырвал из книги его жизни те страницы, где он враждовал с рыжей зазнайкой, страницы, которые оправдали бы любое его поведение с ней.
Их отношения два дня назад зашли, как ему подумалось, в страшный тупик, откуда выхода он не видел. Ну разве что и правда поубивать друг друга.
А сейчас, глядя на нее, такую спокойную, он поймал себя на мысли, что никакого тупика нет. Каким-то чудом к ним вернулись все чувства, присущие малознакомым людям. Они сами точно перенеслись в тот далекий осенний день, когда небо над ними было необыкновенно синим, а слова приходилось выбирать, как со всяким посторонним человеком. Он тогда пытался читать сборник стихов, а она – прогнать его со скамейки пением. Милая детская каверза, из ряда тех, на какие и сердиться невозможно. Но глупая шутка с его помощью переросла в нечто дикое, неуправляемое, потребовала продолжения... и мести.
