Покидая лавку, Эйхгорн не забыл сунуть нос в кладовую, прихватить горсть миним. Вором он становиться тоже не собирался, поэтому взял только свое – те минимы, за которые внес аванс. Ну и еще парочку сверху – просто как возмещение морального ущерба.
Подумать ведь только – целых семнадцать дней пробегал лилипутом! И это при том, что в том состоянии они длились как полгода! Эйхгорну теперь было уже и неудобно ходить в нормальном виде – тело стало жутко тяжелым, руки и ноги словно налились свинцом. Каждый шаг с отвычки давался трудно, сам себе казался громоздкой тушей.
Уже выйдя из лавки и пройдя добрых полпути до аэростата, Эхйгорн чертыхнулся, едва не хлопнув себя по лбу. За всеми этими перипетиями он забыл спросить о проклятом амулете. Так и не узнал, для чего нужна побрякушка, из-за которой волшебник был готов убить человека. Собирался ведь, да совсем из головы вылетело.
Ну и черт с ним. Не возвращаться же теперь.
Эйхгорну казалось, что отсутствовал он невероятно долго. Но для нормальных людей, конечно, не прошло и трех недель. Немой охранник при виде нанимателя только выпустил дымное кольцо из трубки, указал на небо и поднял один палец.
– Да, последний день, – согласился Эйхгорн.
– А-а-а?.. – сложил пальцы кружочком охранник.
– Нет, продлевать не буду. Ты свободен, спасибо.
Как только охранник собрал пожитки и удалился, Эйхгорн развел костер побольше и принялся возиться с шаром.
Ночь была лунная, светлая. Вокруг ни души, ни огонька. Только вдали тявкало… квакало… издавало странные звуки некое местное животное. Эйхгорн неторопливо выпаривал лахмедановую смолу, заполняя аэростат флогистоном с примесью сложных эфиров. В воздухе стоял необычный, но довольно приятный запах, похожий на аромат китайской груши.
Сейчас прямо на глазах Эйхгорна происходило немыслимое – вес шара становился отрицательным. Заполнявший оболочку флогистон занимал все больший объем. Вот уже гондола оторвалась от земли, удерживаемая только привязанными к столбикам канатами. Эйхгорн закинул в нее несколько мешков с песком, и та снова опустилась.
На востоке зарозовел рассвет. В его лучах стала видна бескрайняя темная масса, надвигающаяся с запада. Алатус. За ночь он продвинулся на полсотни километров и теперь занимал уже полгоризонта.
Эйхгорн не был уверен, насколько твердое днище у этой гигантской Лапуты, поэтому не хотел биться в него аэростатом. Вместо этого он собирался подняться немного выше, а потом уже приземлиться на… поверхность. Так что ему следовало поторапливаться – Алатус плыл медленно, но безостановочно.
К тому же теперь, когда аэростат наполнен газом, его видно издалека. Не ровен час, в городе кто-нибудь заинтересуется – а что это за здоровенная штука там болтается? Эйхгорн не красил оболочку, так что шар получился желтовато-бурым – цвета натурального каучука. Но и подобный пузырь может вызвать подозрение.
Вон, кстати, на дороге уже и виднеется какой-то зевака. Остановился, таращится… даже повернул было к шару, но потом двинулся прежним путем. Но все равно постоянно оглядывается.
Неудивительно – аэростаты даже и на современной Земле неизменно собирают любопытствующих, а уж здесь, где народ в глаза такого не видывал…
Конечно, Эйхгорну особенно незачем таиться. Он не делал ничего плохого, не нарушал никаких законов. Он специально проверял – местное законодательство ничего не имеет против полетов, и для них не требуется даже регистрация. Хоть на ковре-самолете в воздух поднимайся, хоть на крыльях. На востоке Кардегарта, кстати, есть небольшая слобода гарпий – они облюбовали ряд каменистых островков и выстроили нечто вроде поселка.
Но о воздушных шарах в гражданско-уголовном уложении, разумеется, ничего не сказано. А если что-то не запрещено – это еще не значит, что оно разрешено. Герцог Уульнарь не того типа правитель.
Эйхгорн проверил пенал с минимами, переложил в него те несколько, что добыл этой ночью. Заново пересчитал припасы. Даже с флогистоном грузоподъемность аэростата получилась невеликой, так что большую часть он вез в виде миним – удобная все-таки штука! – а обычным путем лишь кое-что на первые дни.
Сверток сушеного мяса, немного сухарей, бочонок воды. Десяток плиток шоколада – Эйхгорн неожиданно нашел их в лавках Кардегарта. Теплую одежду. Одеяло. Запасные очки. Инструменты. Подзорную трубу.
В общем, все те вещи, что обычно берут в дорогу воздухоплаватели.
На дороге появились еще люди – и теперь они двигались прямо к аэростату. До них оставалось еще метров пятьсот, так что Эйхгорн не мог отчетливо различить лиц или расслышать голоса, но судя по активной жестикуляции, они были чем-то возбуждены.
Нетрудно догадаться, чем именно.
Эйхгорн не стал дожидаться их приближения. Он отвязал канаты, сбросил один мешок с песком и подставил лицо воздушным потокам.
Его ожидали небеса.
Глава 51
На своей «Переперделке» Эйхгорн не поднимался над уровнем моря выше километра. От силы полутора. Теперь же он собирался подняться выше – и гораздо выше! Алатус, если верить Игхри Марадосу, парит в девяти, если не десяти километрах над землей. Если придется лететь над Джомолунгмой – он о нее даже не оцарапается.
Эйхгорна это несколько беспокоило. На Земле жить на такой высоте нельзя. Девяносто девять процентов людей живет ниже двух километров над уровнем моря. Уже на трех километрах начинает проявляться горная болезнь. На пяти желателен дополнительный кислород. На восьми без него уже невозможно обойтись.
А девять или даже десять километров…
Однако именно на этой высоте парит Алатус. И он обитаем. Причем люди тоже могут там жить – все тот же Игхри Марадос провел там, по его утверждению, более семи лун. И в своей книге он ни словом не упоминает о какой-либо магии или иных дыхательных средствах – значит, скорее всего, ничего подобного не применял.
А следовательно, можно предположить, что тропосфера Парифата действительно в несколько раз толще земной, и девять-десять километров здесь – это как два-три километра на Земле. Эйхгорн уже получил косвенные свидетельства тому с помощью самолета, пусть и на куда меньшей высоте.
И сейчас он продолжал получать подтверждения. У него не было высотомера, но судя по визуальным наблюдениям, он преодолел уже больше половины пути. Пять, а то и все шесть километров. Однако на самочувствии это никак не сказывается, личные ощущения не изменились. Давление, плотность атмосферы – Эйхгорн практически не чувствовал разницы.
Хотя давление эту теорию несколько портило. На Парифате оно явно почти такое же, как и на Земле, – отличия если и есть, то незначительны. Экспериментов Эйхгорн не проводил, но здесь достаточно и личных ощущений.
Значит, должен присутствовать еще какой-то неучтенный фактор… может, все тот же флогистон? В парифатском воздухе он присутствует, это уже известно. Сложно судить, как должен сказываться на атмосферном давлении газ с отрицательным весом, но как-то он сказываться обязан…
