Выбросивший белый флаг расчет зенитной батареи был приговорен к смерти военно-полевым трибуналом. Была дана отсрочка, чтобы израсходовать боеприпасы. Все до последнего человека погибли в первом же бою с русскими танками.
Мы держались под огнем в полях близ Хойбуде. Капитан Келш был убит; командиры почти всех рот были ранены. Наконец мы медленно отошли к Нойфарвассеру. Был занят и укреплен плацдарм в устье Вислы. А в это время моряки и саперы лихорадочно работали в местах выгрузки, где беженцев и раненых доставляли на косу Хель, а оттуда на больших кораблях через всю Балтику везли в Германию.
Кёнигсберг капитулировал. Остатки немецких войск из Восточной Пруссии
[152] нескончаемыми колоннами под непрерывным обстрелом с материка тянулись по бревенчатой дороге через косу Фрише-Нерунг
[153] на Эльбинг для погрузки на суда.
В начале апреля 1945 года командование 4-м танковым разведывательным батальоном принял майор фон Гаупп. Низины у Данцига были затоплены после открытия шлюзов на дамбе. Батальон сдерживал натиск неприятеля, ведя ожесточенные оборонительные бои.
Из Данцига в Австрию
Петер Оберхубер, обер-ефрейтор 35-го танкового полка
Данциг, конец марта 1945 года. Мы, то есть то, что осталось от 2-го батальона, были расквартированы по частным домам в городке Циганкенберг. 18 марта нас с нашими последними 4 танками влили в состав 1-го батальона. Скука, недостаток действий и осознание того, что мы танкисты без танков, не улучшали настроения.
В это время русские вклинились между Данцигом (Гданьском) и Готенхафеном (Гдыней) и вышли к Балтийскому морю в районе Сопота. Они начали наступление к старинному ганзейскому городу
[154] через Оливу. Что теперь будет с нами, танкистами? В этом состояла наша главная озабоченность.
Мы получили приказ отступать. Мы шли на запад почти два года. Теперь нам снова приходилось отступать, но на сей раз на восток. Мы оказались в большом мешке. Единственная дорога, остававшаяся открытой, вела на восток. Настоящим нашим спасением могла бы стать Балтика, но судов не хватало, да и русские подводные лодки все время рыскали в поисках добычи.
Мы прошли через старую часть города, постепенно превращавшуюся в развалины под огнем русской артиллерии. Пройдя Хойбуде, оказались на заливных лугах поймы Вислы. Мы быстро принялись за дело. В конце концов, мы были привычны к таким вещам. Деревья были срублены; ямы вырыты и выложены стволами деревьев и замаскированы ветками. Скоро в мелком речном песке было вырыто множество землянок. Над нами небо и звезды. Но также там были и другие звезды, и они падали на нас. Русские бомбардировщики постоянно нарушали наш сон. Земля содрогалась, и песок, словно тонкая мука, сыпался сквозь накат землянок. В результате те дни и ночи, хотя никто ничего не делал, были не слишком приятными.
Смутные слухи питали нас надеждой, успокаивая по утрам, чтобы рассеяться во второй половине дня. Однажды нам было сказано, что лишние танковые экипажи должны эвакуироваться морем и отправиться в Бамберг. Мы не поверили, так как это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но прежде чем мы что-либо успели осознать, был получен приказ на марш для одного экипажа. То есть на пять человек. Так как я не был частью фиксированного экипажа, меня назначили в экипаж командира 6-й роты. Командиром танка был фельдфебель Круг. Радист был родом из Силезии; наводчик орудия – товарищ из Галле; заряжающий – из Инстербурга (ныне г. Черняховск). Я, водитель, – из Баварии. Таким образом, мы являли собой пеструю смесь всех краев Германии. Целью марша был наш мирный гарнизонный город Бамберг! Непонятная фата-моргана! Мы были очень рады.
Бамберг! Вы не знаете, что значит вырваться из котла, проклятого «ведьминого котла»! Бамберг подарил нам надежду.
Мы покидали наш 35-й танковый полк, с которым прошли всю войну, словно в полусне. Все понеслось очень быстро. У нас не оставалось времени на размышления. Подобно участникам Олимпиады, мы пустились в 110-километровый марафон по косе Фрише-Нерунг до Пиллау, первой цели нашей мечты, а там надеялись сесть на какой-нибудь корабль. Мы, один танковый экипаж, поспешно шли через горящие деревни, а на дорогах были сплошные заторы. Поскольку мы были без колес, то двигались быстрее. Но даже это было для нас слишком медленно.
Мы подобрали брошенные велосипеды и поехали сквозь колонны, больше стоявшие, чем двигавшиеся, напоминая горнолыжников-слаломистов. Когда ехать становилось невозможно, мы несли велосипеды на спине. Вперед и только вперед – это единственное, что имело значение в те часы. Наконец с превеликим трудом мы забрались на паром, который переправил нас через один из рукавов дельты Вислы. Там мы начали продвигаться довольно быстро, поскольку около паромов движение застопорилось. После того как мы миновали Сеген, поехали по бревенчатому настилу гати. Когда же добрались до Кальберга, то на наших задницах не было живого места, и нам с немалым сожалением пришлось бросить велосипеды на обочине дороги, предоставив эту сомнительную радость другим.
Затем мы встретили наших пехотинцев, босых, одетых в какие-то немыслимые лохмотья. Им удалось спастись, переправившись через залив Фришес-Хафф
[155], цепляясь за пустые бочки из-под бензина. Это был какой-то запредельный ужас. Мы были на грани отчаяния.
Вскоре показались окраины Пиллау на другой стороне пролива. На пароме мы переправились на ту сторону. Там наткнулись на первую группу «черных», нашего брата танкиста, которые оказались проворнее нас. Однако никаких добрых новостей для нас у них не было. На наших приказах на марш отсутствовала нужная отметка. Без нее ответственные за посадку никого не пропустят. Короче говоря, ничего хорошего нас не ждало. Многих уже развернули обратно – ставить эту самую чертову отметку.
