Троих погибших похоронили на возвышенности близ выезда из деревни.
Полковник фон Заукен остался с бригадой, несмотря на ранения. Он назначил заместителей вместо раненых командиров. Мы перенесли командный пункт из деревни в другое место. Командиру бригады провели телефонную линию прямо в машину, поэтому он мог управлять войсками прямо оттуда. С тяжелым сердцем он несколько часов спустя передал командование бригадой полковнику Гролигу.
Ночью мы перешли мосты в Пропойске. Они находились под мощным артиллерийским огнем. Еще в Черикове штаб бригады освободили от его обязанностей.
16 июля в лесу под Кричевом мы явились с докладом на командный пункт дивизии. Здесь тоже разверзся ад. Нас тотчас задействовали для обеспечения пути снабжения.
Бои за дорогу Пропойск – Кричев
Вид из командирского танка. Личные воспоминания полковника Эбербаха
20 июля. Это и вправду была безумная война. На флангах нас тревожили целый день. Мы с нашими танками не могли пройти через леса и болота. Пехота также предпочитала обходить места, где мы уже произвели небольшую зачистку. В результате в лесах оставались целые батальоны русских солдат, и, поскольку ближайшая дивизия ушла от нас вперед на север на 10 или даже 20 километров, в промежутке находились целые дивизии неприятеля. На южном фланге немецких войск не было вплоть до Киева; на их месте находилась русская общевойсковая армия
[28].
Не приходилось надеяться на то, что русские будут просто стоять и наблюдать с противоположного берега реки Сож, как наши колонны снабжения идут по дороге всего в нескольких километрах от них. Особенно потому, что были голодны. В результате возник кризис, но не слишком великий. Один из наших ремонтных взводов сильно потрепали, что стало для полка трагедией. Русские атаковали Пропойск силами артиллерии и авиации. А в полуденное время они провели успешное наступление с двух сторон и заняли восточную оконечность моста. К северу от нас было полно русских; точно так же и к югу. Плацдарм, который в Кричеве удерживал 33-й пехотный полк, в течение ночи атаковали дважды.
Разумеется, все чудовищно преувеличивалось. В 18:00 поступила радиограмма: «Мост в Пропойске частично взорван, частично занят врагом». Всю дивизию оттянули назад. Но мы не могли отойти; в этом случае нам пришлось бы взорвать все наши небоеспособные танки. Мы подготовились к бою. Я издал приказы по батальонам.
Еще одно срочное сообщение из дивизии: «Когда будет готов 1-й батальон?» Как человек осмотрительный, я сказал, что через час. Его направляли – по обыкновению как можно скорее – прорываться к 12-му пехотному полку и вместе с ним вернуть мосты в Пропойске. И это уже во второй раз, только теперь в противоположном направлении!
Я посоветовал, чтобы 1-й батальон отправился туда немедленно и восстановил порядок; я предложил продолжить движение вперед. Мое предложение отклонили. Через полчаса Мейни (Мейнард фон Лаухерт) с 33 танками бодро направился к мосту. Ему пришлось пройти 55 километров. Через пару часов он взял мост, абсолютно целый и невредимый. Затем он вместе с пехотой произвел зачистку района.
Вопрос об отходе всей дивизии даже не ставился. Я полагал, что сначала необходимо было наступать на север, чтобы зачистить район, а затем, объединив усилия с киевской войсковой группировкой, замкнуть в котел и уничтожить русских к югу от нас. К сожалению, пехоте требовалось много времени для того, чтобы догнать нас и взять на себя наши задачи.
21 июля. Бои разгораются впереди и позади нас в течение всего дня. Наш фронт растянулся на 50 километров. Русским стоило только нанести нам удар с обеих сторон, и нам конец. Но атаковали мы. Именно это нас и спасало, но также вело к значительным потерям. Мы не могли стать вездесущими. Где бы мы ни появлялись – везде были русские, и сражались отчаянно. Кроме того, они пытались вырваться из котла. В 120 километрах позади нас русские танки разгромили наш ремонтный взвод. К счастью, никто из военнослужащих ранен не был.
Лаухерт со своим батальоном вновь сражался отважно. Георги
[29] уничтожил целый артиллерийский дивизион и много зенитных орудий. Только в одном Черикове в дивизии было ранено 250 человек и было много стычек вдоль дороги. Нам пришлось оставить раненых там, поскольку мы были отрезаны.
22 июля. Вчера был тяжелый день. Общие потери полка после месяца войны в России составили 54 убитых и 87 раненых. Больше, чем в Польше и Франции, вместе взятых. Окончание войны не приблизилось ни на йоту. В ночь с 20 на 21 июля меня подняли по тревоге: задача – охрана части основного пути подвоза силами стрелкового полка другой дивизии. Я попросил у командиров приданных нам подразделений показать место назначения. Прежде чем выехать, я спросил у командира пехотного батальона в том районе, безопасно ли на дороге. Затем сел в свою штабную машину, за которой последовал командирский танк. На месте встречи стояло несколько боевых машин. Я послал туда Герре, чтобы выяснить, что происходит. Он вернулся и сказал, что здесь было жарко. Соответственно, я забрался в свой командирский танк. Рядом с разбитыми машинами брошенные пехотные орудия и минометы. Затем – внезапный удар – снаряд противотанкового орудия в командирский танк. Я крикнул своему водителю, Мелингу:
– Газу! Вперед!
Второй снаряд тоже попал в цель. Затем я понял, что бьют спереди. Мы дали задний ход – в кювет! Потом третье попадание. После этого мы задним ходом попятились в лес. Прежде чем мы до него добрались, нас нашел четвертый снаряд. Гусеница стала издавать странные дребезжащие звуки. Мы очень аккуратно развернулись. Снова вспышка. Но в нас не попали. Наконец в состоянии потрясения мы оказались на пшеничном поле. Ведущее колесо и гусеница были повреждены. Починить их на месте было невозможно. Мы потащились к другому участку дороги. Пехотинцы захотели прокатиться на броне.
Я вылез из танка и сказал им, что нам надо вернуться назад. Пока экипаж ремонтировал танк, я разыскал командиров пехотинцев и артиллерии. Они спали. Можно сказать, я их разбудил! Они были совершенно измучены и полагали, что находятся там в полной безопасности. Затем появился командир батальона – похожий на привидение – и доложил, что русские подожгли два полковых танка и прорвали позиции его батальона. Оставшиеся бойцы отступили к этому населенному пункту. Я немедленно приказал артиллерии и всем тяжелым орудиям открыть огонь по наступающему противнику, а отошедшим пехотинцам сосредоточиться. Русские при поддержке танков были в стремительной контратаке отброшены назад. Но вскоре они снова пошли в наступление. Ситуация сложилась весьма сложная. Неприятель лесом подошел к нам на дальность броска ручной гранаты и атаковал с криком «ура!». Задействовав 10 танков, мне едва удалось сдержать вражеское наступление. Но обстановка продолжала оставаться очень напряженной на протяжении нескольких последующих часов. Я носился вперед и назад, между выдвинутыми в авангард танками и пехотой, подкреплениями и штабом дивизии, мимо подбитых танков, мимо горящих танков, мимо 25 пехотинцев, заколотых штыками русских в рукопашном бою, мимо большого числа убитых русских солдат и мертвых лошадей, мимо одного из моих убитых танкистов. В сражении был убит унтер-офицер Вайс из полкового штаба. С танка Герре сорвало передний броневой лист. Все мы выглядели немного «пробитыми».
