Однако он махнул рукой, когда увидел снаряжение. Поскольку места на грузовиках не было, все пришлось уничтожить. Заняв теплые избы, мы тут же погрузились в сон, уснув как младенцы. Под командованием обер-лейтенанта Волльшлегера последние танки полка прикрывали отступление дивизии на следующий день, 7 декабря.
Зимние бои между Брянском и Орлом
Из дневников Ганса Шойфлера
Штабы 4-й пехотной бригады и 5-й танковой бригады были ликвидированы. Полковник фон Заукен принял на себя командование дивизией. Генерал фон Лангерман стал командующим XXIV моторизованным корпусом. Мы вернулись в наши подразделения.
В ночь с 24 на 25 декабря нас подняли по тревоге и мы выступили в направлении Белёва. Здесь русские большими силами яростно наступали на наши позиции. Танки были отправлены маршем в сторону Брянска. Им предстояло подавить действия партизанских отрядов и частей Красной армии, прорвавшихся в этих местах и нападавших на наши тылы. Однако опасность оказалась меньшей, чем нам представлялось.
В это время русские атаковали в районе Жиздры, и наши танки были срочно переброшены туда. Если бы русские знали, что мы бросали на них те же самые танки, что и между Брянском и Орлом, то наверняка атаковали бы нас одновременно на всех «горячих» участках фронта.
6 января полковник фон Заукен был тяжело ранен. Полковник Эбербах принял на себя командование дивизией. Из Франции на наши позиции были переброшены свежие части. Но они совершенно ничего не знали о специфике ведения боевых действий в России. Кроме того, у них оказалось зимнее обмундирование, не соответствовавшее местным погодным условиям. Однако теперь нам мало-помалу удавалось сдерживать натиск наступающих советских войск и установить сплошную, без разрывов, линию обороны, хотя не совсем в той манере, в какой обстановка изображалась в ежедневных сводках Верховного армейского командования.
С неба без конца валил снег. Постепенно становилось все холоднее и холоднее. Любое движение на открытой местности давалось мучительно трудно. Хотя танки наконец для маскировки покрасили в белый цвет, толку от этого все равно было мало, потому что они не могли продвигаться вперед в глубоком снегу. Наши танки поднимали перед собой фонтаны снежной пыли, отчего увязали еще больше. Их как будто засасывало в трясину холодного снега. Наши боевые части, образно выражаясь, поменялись седлами, перейдя с моторного транспорта на конную тягу. Они где-то раздобыли ломовых лошадей.
С одной стороны, никакого топлива практически не оставалось. С другой – двухметровый слой снега
[64] и лютый холод почти полностью парализовали передвижения любого моторизованного транспорта. Во время одного ночного марша температура упала до минус 51 градуса Цельсия
[65]. Пронизыва ющий восточный ветер выстуживал изнуренные тела за считаные минуты. В связи с этим начальством отдавались приказы выставлять в караул только по двое, а также устанавливать сторожевые заставы. Солдаты должны были наблюдать друг за другом, чтобы своевременно выявлять первые признаки обморожения. Белая смерть приходила безмолвно и безболезненно.
Это было очень трудное время для саперов и связистов. Им приходилось на холоде расчищать дороги и обезвреживать мины. Партизаны по нескольку раз в день умело устанавливали фугасы на наших магистралях снабжения, лишь слегка присыпав их снегом. Следы партизан можно было увидеть на дорогах повсюду. Впереди нашей колонны медленно двигались саперы, осторожно прощупывавшие заснеженные тропинки в поисках мин. В соседних лесах и деревнях было немало партизан.
Наземные линии связи обстреливались противником день и ночь. Отдельные части нашей дивизии были разбросаны на большом пространстве и часто меняли свои командные пункты, поскольку нас использовали то здесь, то там в качестве «пожарной бригады». На связистов приказ начальства не заходить в лес не распространялся. Они поодиночке бродили по заснеженным полям и часто подрывались на установленных партизанами минах. Им приходилось снова и снова выходить в жгучий мороз, потому что взрывавшиеся мины уничтожали телефонные линии.
Каждый раз, когда противник начинал контратаку, чтобы изменить линию фронта, командование могло полагаться лишь на наземные линии связи, потому что даже гусеничные автомобили радиосвязи не могли проехать по снежным заносам высотой едва ли не в человеческий рост. При пользовании переносными радиопередатчиками батареи немедленно замерзали.
Прокладывать линию связи на сплошной, глубокой снежной целине было сущей пыткой. Вперед выходили два-три человека, которые протаптывали тропинку для телефониста, тащившего и разматывавшего катушку провода. Он был вынужден каждый раз останавливаться через несколько километров, чтобы не свалиться от изнеможения. Нам приходилось высылать вперед саперно-инженерные отряды численностью до взвода, чтобы при случае отбить нападение партизан.
Было невозможно пробить замерзшую почву, как бы сильно мы ни пытались. По этой причине нам приходилось искать альтернативные способы раскапывания. Если ничего не находилось подходящего, то мы прибегали к испытанному средству, усиливавшему эффект, – двойной линии связи.
Эта монотонная и опасная работа, отдельно от остальной массы войск, никогда не награждалась достойно. Прокладывать линии связи было очень трудно, а повреждались они часто. Всегда, когда линия рвалась по какой-то необъяснимой причине в самый решающий момент, проклинали конечно же несчастных связистов. Именно это необходимо сказать раз и навсегда в их честь.
Танкисты без танков после отступления 4-й танковой дивизии. Декабрь 1941 года – январь 1942 года
Из дневников Германа Фогеля, обер-лейтенанта 35-го танкового полка
24 декабря, Орел. Две бомбы разорвались рано утром. Дороги затянуты дымом. Мне доверено командование штабной ротой. В 9:00 я принял командование, выслушав короткое напутствие лейтенанта Мюсселя.
Вечером поступил приказ двигаться дальше. И это в самый сочельник! Готовы выдвинуться в 17:00. Конечно, настроение у нас паршивое, хотя Фукс где-то раздобыл рождественскую елку со свечами и серебряными шариками, склеенными из оберточной фольги. Радиоприем чрезвычайно затруднен, практически ничего не слышно. Шеффер, Фукс, Ирмшер и я сели в кружок. Я так и не развернул мой подарок.
Позднее я заглянул в продовольственный обоз, который пытался вселить праздничный дух Рождества в чужом доме. Русские украсили елку весьма неплохо.
В 21:00 поступил приказ выдвигаться к железнодорожной станции. Там мы узнали от Майвальда, что поезд задерживается. Нам предстояло ждать вызова.
Да, не слишком праздничная обстановка.
25 декабря. Отъезд в 7:00 утра. На станции мы погрузились в нетопленые товарные вагоны. В них было зверски холодно. Они всегда очень слабо освещались, потому что двери открывались лишь на щелочку, чтобы не напустить внутрь еще больше холодного воздуха. Я ехал вместе с Мюль-Кюнером, Шеффером, Ирмшером и Фуксом, а также со штабными военнослужащими.
