Наконец добрались до командирского танка. Он был охвачен огнем и дымом. Лютер и еще двое танкистов попытались вытащить нашего Кёсселя из горящей машины. Нам не удалось этого сделать, несмотря на все наши усилия. Казалось, что майора невозможно даже сдвинуть с места. Его форма уже начала тлеть. Он был тяжело ранен в левую сторону лица и в грудь. Мы поняли, что водитель также должен был по-прежнему находиться в машине. Вероятнее всего, он тоже тяжело ранен, поскольку не смог открыть свой люк. Ему мы тоже не смогли помочь. Начали гореть топливо и боеприпасы; из люков повалил густой дым. Мы не сдались от безысходности, но обнаружили, что находимся под мощным артиллерийским огнем и под огнем прямой наводкой бьющих по нас неприятельских танков. На противоположном холме на нас ползла бесконечная вереница русских танков. Один из них, должно быть, ранил «лидера медведей» через открытый люк. Другое попадание, вероятно, поразило командирский танк и вызвало пожар.
Я быстро оценил ситуацию. Обер-лейтенант Буркхардт, батальонный адъютант, сообщил мне подробности. Там на холме, а также на склонах, которые не были видны с южной стороны, предположительно должны были находиться позиции нашего 33-го моторизованного полка. Я обсудил оперативную обстановку с Буркхардтом. Ситуация становилась все более и более критической с каждой минутой. Требовалось что-то предпринимать, и предпринимать немедленно.
Я лично отдал приказания некоторым из подразделений. В случае с командиром легкого взвода, лейтенантом Болтеном, мне пришлось сильно постучать по башне его танка, прежде чем удалось привлечь его внимание. Никто не задавал вопросов, почему приказы отдавал я, батальонный врач. Вначале я не сказал в ротах, что их командир убит, чтобы не усугублять и без того тяжелую ситуацию.
Чтобы сдержать русскую танковую атаку, на местности была хорошая позиция, но она находилась у правого фланга участка обороны батальона. По всей видимости, неприятельский авангард двигался в том направлении. 1-я рота была задействована там аналогичным образом. Она получила приказ перекрыть дорогу врагу. Другую роту удалось перебросить на неприятельский фланг. Радиосвязь с ротами наконец заработала. С командного пункта близ продолжавшего гореть командирского танка был прекрасный обзор. У Буркхардта и у меня была только одна мысль: батальон должен справиться с критической ситуацией.
Бой был в полном разгаре. Звуки выстрелов танковых пушек мешались с артиллерийской канонадой. Командиры рот привыкли к тому, что у микрофона Буркхардт. И тут на своем боевом «козле» появился командир дивизии, генерал фон Заукен. Я доложил о смерти фон Кёсселя, в результате чего приказы теперь отдавал я. В ответ меня тут же словно окатили ушатом холодной воды:
– О чем вы думали, задействовав мои танки в стороне от сектора обороны дивизии и корпуса, когда они мне самому срочно необходимы?
Я обнаружил, что контакт с моторизованной пехотой оказался потерян, а обстановка на участке дивизии в целом была немногим яснее.
Генерал взял с собой легкий взвод и двинулся вперед, чтобы проверить положение дел на позициях мотопехоты. С великолепной уверенностью и спокойствием он собрал людей, реорганизовал подразделения и лично направил их на соответствующие позиции. Я получил известие о том, что убит и командир 12-го полка, полковник фон дер Дамерау. Полковой и батальонный штабы были захвачены в плен.
Нашему генералу удалось сплотить главную линию обороны. Посреди русских он вылез из «козла» и лично схватил одного «зеленого» товарища. Он хотел знать, с кем он сражается. Иван не проявил ни малейшего почтения к нашему начальству и прострелил дыру в его полевой фуражке. Генерал сказал лишь одно:
– Эти ребята нисколько не уважают немецкого генерала.
По-видимому, он согласился с тем, каким образом я повел в бой танки, поскольку его приказы не коснулись действий 1-й роты, которая продолжила сражаться на соседнем участке передовой. Он даже направил ей в качестве подкрепления батальон мотопехоты.
В ходе боев этого дня я в соответствующий момент сообщил в роты, что командира больше нет с нами. Ни один из прорвавшихся в тот день неприятельских танков не остался невредимым. У нас потерь больше не было; мне не пришлось поработать врачом. С приближением дня стало спокойнее.
Батальон сражался так же успешно, как и всегда. Он отразил наступление противника; было подбито 78 русских танков. Выстрелом из танкового орудия даже удалось сбить вражеский самолет, когда тот начал пикировать, чтобы атаковать один из наших танков. Но батальон потерял лучшего воина, Детлева фон Кёсселя. День начался серым туманом и грохотом сражения; в дыму боя взошло красное солнце. Русское контрнаступление против операции «Цитадель» провалилось – по меньшей мере на нашем участке.
23 июля. Днем мы предали нашего мертвого командира, Детлева фон Кёсселя, русской земле рядом с купами цветущих на краю поля кустов. Генерал фон Заукен произнес от всего сердца:
– У меня такое чувство, словно погасла звезда!
Лучше, чем он, и не скажешь на похоронах. После капеллана я от всего сердца произнес речь о своем друге и товарище. Говорить было трудно. Другим было не проще. Детлев фон Кёссель любил голубые васильки. Его гроб мы украсили ими.
Командиры рот попросили меня пока что возглавить батальон, поскольку никто не хотел оставлять свою роту в таких обстоятельствах. Мы пошли к командиру дивизии с нашим общим решением. Тот много говорил о духе полка, и мы все были в этом отношении едины: преемником должен стать кто-то из полка. Нам приходила на ум только одна кандидатура – майор Фриц Шульц. На тот момент он находился в Париже, проходя обучение на курсах командиров батальона. Мы хотели, чтобы нашим командиром стал именно он. Но мы узнали, что замену уже запросили из офицерского резерва армии. Мы делали все от нас зависящее, чтобы это назначение не состоялось. Я был на переднем крае этой борьбы, следя за тем, чтобы не было принято неправильное решение и человек не из нашего полка не был назначен командиром «медведей».
В то же самое время мы непрерывно вели бои, можно даже сказать, по всему фронту. Танковые роты часто придавали различным дивизиям. Ведение боевых действий с разумным применением танков вместе с пехотными дивизиями было для меня самой трудной задачей, поскольку пехотные стратеги считали, что они значительно превосходят молодого батальонного врача в том, что касается танковой тактики.
Наконец через две недели прибыл наш майор Шульц. Я смог передать батальон ему и вернулся к исполнению своих обязанностей главного батальонного врача.
Городище
Ганс Лютер, обер-фельдфебель медицинской службы 1-го батальона 35-го танкового полка
Почему маленький провинциальный городишко именовался Городище, я не скажу. Проблемы назревали там в течение нескольких дней. До нас доходили слухи, что русские сосредоточили там мощные силы танков и пехоты. Мы были предупреждены и находились в состоянии боевой готовности день и ночь. Наступление русских началось на участке 33-го моторизованного полка, уже потрепанного в предшествующих боях. Поэтому неудивительно, что русским удалось прорваться, поскольку на их стороне к тому же было явное численное превосходство. Великолепная мотопехота вступила в оборонительный бой, но на сей раз вся отвага оказалась напрасной.
