Местные новости: продавец хот-догов на углу к северу от «Голубого бриллианта Ханя» начал плеваться шелухой жареных каштанов, а бездомная леди, обитающая в старом автобусе, с огромными сумками, набитыми ее земными сокровищами — единственная живая душа, которую я часто встречал по дороге к метро в предрассветный час, бесследно исчезла. Я искренне надеюсь на лучшее — бабулькин переезд в солнечную Флориду, например, — но не могу отделаться от неприятной уверенности, что бедняжка медленно угасает от какой-нибудь диккенсовской болезни на одной из темных улиц и чахотка или бубонная чума догрызает ее хрупкие кости.
Если выйти на улицу и отправиться за городские стены, за границу пригорода с длинными тенистыми аллеями и дальше, за пределы пригородов пригорода, и проскользить по океанской глади до другого материка, можно увидеть вторжение в какую-нибудь страну. Вскоре происходит второе вторжение, и опять, разумеется, чисто случайно. Оружие массового поражения находят, тут же теряют, затем опять находят и снова теряют. Обращаясь к более личным материям, могу сообщить, что в Праге моя кузина Рут родила близнецов, что побудило меня с удвоенным рвением взяться за работу — ведь двоюродная сестричка всего… на сколько?.. ага, на семнадцать месяцев старше меня.
В Банке время течет куда незаметнее. Микроскопические чешуйки кожи облетают с наших шелушащихся тел, собираясь в маленькие кучки на столах и за потрепанными стопками годовых отчетов и презентационных буклетов — там, где уборщица с золотыми коронками на зубах ленится протереть во время утренней уборки. Рыночные цены в «Блумберге» слегка подросли, но затем логично опустились. Круглая манжета, соединяющая сиденье моего стула с ножкой, ослабла, и раздается резкий скрип, стоит мне откинуться на спинку. Мы завершили сделку, которая принесла Клиенту миллионы, и еще одну, превратившую другого Клиента в миллиардера. В наших палестинах Волокита-Генеральный взял в привычку трахаться с новой помощницей, а мой шар из цветных резинок вырос до размера хилого помидора, взращенного без удобрений.
Несмотря на усыпляющий волю застой, я ни на мгновение не терял из виду цель: восемнадцать месяцев, семнадцать дней, четыре часа и шестнадцать минут осталось до истечения моего контракта. И когда наступит срок, когда часы дотикают до конца, когда наконец придет время для радости с притворными слезами на глазах («Прощайте, дорогие, работать с вами было классно!»), я побегу по улицам, стуча во все двери и оглашая город ликующими воплями, выкрикивая во всю мощь легких: «Я жив! Я был мертвым, но теперь ожил!» И люди повыскакивают на пожарные лестницы, прикрывая ладонями глаза от заходящего солнца, соображая, с какого хрена весь этот тарарам, и увидят меня, летящего метеором, и сочувственные улыбки расцветут на их лицах, ибо они поймут причину моего ликования.
Последний отсчет включался в голове всякий раз, когда я отвлекался на пальмы, заткнутые за список телефонов на моем столе: до новогодней вечеринки оставалась неделя.
— Эй, — сказал я Пессимисту, откидываясь на спинку стула. — Ты приведешь свою подружку?
— Конечно, — повернулся Пессимист, — а как же иначе? Начальство жаждет оценить женщину, с которой ты встречаешься, и сделать далеко идущие выводы о твоем потенциале руководителя в зависимости от экстерьера твоей спутницы.
— В твоем исполнении эта мысль звучит очень соблазнительно.
— Это истина, — сообщил он. — Моя подружка от всей души презирает здешние собирушки, но в отеле хотя бы приличная выпивка, не завалящее дешевое дерьмо.
Я повернулся к компьютеру на хлипком икеевском стуле, который душераздирающе застонал, словно хрупкая скандинавская сущность не выдерживала веса моей задницы, отрощенной на «Криспи-крим». Заметка на память: напомнить Грязному Хиппи-Завхозу вновь войти в цикл перерождения и заказать мне новый стул.
— Они обязаны дать нам послабление! Мы же не имеем возможности тусоваться как люди, клеить классных девчонок и окучивать перспективный роман, обаяв подругу настолько, чтобы она согласилась целый вечер терпеть возбужденное сопение Волокиты над самым ухом!
Пессимист выставил вперед ладони:
— Не я писал свод правил для этой индустрии. А как у тебя продвигается с чикитой, с которой ты ежедневно бегаешь в «Старбакс»? Ну, у которой на шее шарф и вид трахни-меня-и-умри?
Интересное предложение, и не скажу, что я не фантазировал на эту тему.
— Не знаю. По-моему, рановато представлять ее нашим. А шарф оставь в покое. Мне эта фишка нравится.
— Ах, тебе нравятся шарфы, маленький грязный смиренник!
— Отвали.
— Кстати, это мне напомнило… Эй, Старче!
Стар послушно повернулся на стуле.
— Чего тебе?
— Как поживает наш видеопроект?
Стар открыл ящик, вынул компакт-диск и бросил его Пессимисту:
— Вчера вечером добил.
Пессимист зловеще пошевелил пальцами:
— Чуд-десно.
— Проверь последние тридцать секунд, до сцены, где он ей вставляет…
— Нет уж, спасибо, — отмахнулся Пессимист. — Я на это смотреть не хочу.
Стар разочарованно опустил голову и отвернулся к монитору. Пессимист поцеловал компакт-диск, дотянулся до своей полки и спрятал его между страниц «Введения в оценку опционов».
— Ну так как, есть шансы увидеть тебя на нашей вечеринке?
Женщина с Шарфом задумчиво отпила капуччино.
— Хм… Если говорить откровенно, идти не хочется. Я не против посмотреть на героев невероятных безумных историй, которые ты рассказывал. Но это будет небольшой перебор на данной стадии нашего знакомства. Что у нас в активе — несколько встреч в кафе?
— Я так и знал, что ты это скажешь, но все равно решил попытаться.
— Нет, если ты очень хочешь…
— Да ладно, не беспокойся. Ничего страшного.
Боковым зрением я заметил сплошное приближающееся пятно «Армани»: пять исполнительных директоров Банка из телекомовской проектной группы шагали прямиком к «Старбаксу». Инстинктивно я рывком передвинул стул так, чтобы оказаться к ним спиной. Женщина с Шарфом с любопытством смотрела на мои телодвижения.
— Что случилось?
— Ничего, — промямлил я.
К счастью, очередь двигалась быстро. Пять директоров получили кофе и вышли, не заметив меня, скрючившегося на стуле у окна. Женщина с Шарфом проследила за моим взглядом.
— Боишься, что тебя здесь увидят коллеги?
Я не ответил.
— В этом дело?
Когда я снова промолчал, она хлопнула меня по плечу:
— Официально объявляю тебя самым большим придурком на свете.
Я опустил голову:
— Извини.
— Ничего, главное, ты мой придурок, — широко улыбнулась она. — Не передумал насчет ужина в пятницу?
