У нее не было шанса познакомиться с кем бы то ни было. Дамы надежно держали ее в дальнем от мужчин углу залы. Так было принято в их обществе — женщины в одной половине, мужчины — в другой. Принц отчетливо представлял, какие там ведутся разговоры: о женитьбах, детях, стариках, здоровье. Еще о прислуге, о стоимости продуктов, о погоде…
Гвендолин сделала жест рукой и чуть заметный поклон, давая понять, что собирается покинуть дамское общество. Но тут госпожа Ранита легко прикоснулась к ее локтю с молчаливым упреком.
Нараян Бахадур перестал слушать, что ему говорят, и с интересом стал наблюдать за двумя женщинами. Ему было известно, что она не понимает, почему он избрал женщину, далекую от их культуры, чтобы сделать ее своей женой, матерью своих детей. Будущих наследников престола.
Но он-то знал то, чего не знала Ранита: ему необходим кто-то подобный Гвендолин.
Она научит его сыновей и дочерей ставить перед собой ясные цели и смело идти к ним, научит бороться за то, во что верит.
Этому следует учить всех детей без исключения, думал Нараян Бахадур, глядя, как на лице его троюродной сестры проявляется долго подавляемое раздражение. Она злилась на Гвендолин, что та отличается от непальских женщин, хотя сама имела возможности путешествовать, жить заграницей, найти западного супруга. Но Ранита не желала покидать страну. Она ждала, по ее собственным словам, подходящего ей мужчину.
Он увидел, что Гвендолин чуть отвернулась и смотрит теперь куда-то за плечо своей собеседницы. Нараян Бахадур понял, что она с трудом сдерживает гнев. Что ей такое сказала Ранита?
Внезапно Гвендолин взглянула на него. Зеленые глаза встретились с его черными и словно произнесли: спаси меня!
Но она не жаловалась. Очевидно, ей приходилось неоднократно в прошлом принимать участие в таких торжественных, важных, но томительно-скучных приемах, обедах, открытиях выставок и тому подобных мероприятиях.
Может, она и бунтарка, и своевольная — пошла даже на то, чтобы покрасить свои роскошные рыжие волосы в этот отвратительный коричневый цвет, — зато не уклоняется от своих обязанностей. Она понимает, что такое преданность и верность семье.
Из нее выйдет отличная королева. Что бы Гвендолин ни думала, когда заняла место Беатрис, она предоставила ему все, чего он искал.
Принц Нараян Бахадур пересек зал, и женщины, окружавшие Гвендолин, расступились и исчезли, оставив его наедине с невестой.
— Хорошо проводите время? — спросил он, заметив, что рядом с Гвендолин осталась только госпожа Ранита.
— Прекрасная вечеринка, — кинув на него недовольный взгляд, ответила Гвендолин. — Особенно для тех, кому за семьдесят.
Значит, ей было скучно.
— Слишком пресно для вас?
— Ваше высочество, но ведь никто ничего не делает.
— А чем бы вам хотелось заняться?
— Можно было бы включить музыку и потанцевать.
Но он огорченно покачал головой.
— Увы, мы не можем танцевать в смешанном обществе. — Потом улыбнулся. — Правда, если мужчины удалятся, то вы сможете потанцевать.
— Женщины с женщинами?!
Ему понравился выступивший на ее щеках румянец. Гвендолин нечасто краснела, хотя ей это безумно шло, особенно сегодня, когда на ней надето бирюзовое платье.
— Конечно. Почему нет?
Она сделала резкий, раздраженный жест рукой, звякнув изящными браслетами.
— Выше высочество, я не танцую с женщинами.
— О, вы неправильно меня поняли. Это не медленные танцы, а быстрые, энергичные… — Нараян Бахадур пытался не рассмеяться, глядя, как она прикрыла рот ладонью, стараясь скрыть негодование, — которые помогают формировать женскую фигуру.
— Нечто вроде аэробики?
— Думайте об этом, как об азиатской версии аэробики. Да-да, — подтвердил он, заметив мелькнувшее в ее глазах изумление, — я знаю, что такое аэробика. Одна из моих сестер живет в Соединенных Штатах, и она просто без ума от своих занятий.
Гвендолин начала смеяться. Она пыталась заглушить звук, но безуспешно. Чем больше старалась, тем сильнее смеялась. До слез.
— Это просто изумительно!
Госпожа Ранита смотрела на нее в полном ужасе, но принцу Нараяну Бахадуру ее смех казался таким сексуальным, таким… освежающим. В нем участвовало все ее лицо. Он был удивительно заразительным, настолько, что сломал в нем какой-то внутренний барьер, возникший после покушения.
Ему необходим смех. Ему необходимо снова почувствовать надежду. И Гвендолин подарила ему надежду, а разве это не замечательно?
Он наклонился к ней так, чтобы госпожа Ранита не могла услышать его слов.
— Мы всегда можем уехать, — пробормотал Нараян Бахадур. — Уверен, что во дворце мы сумеем отвлечься.
6
Глаза Гвендолин вспыхнули. Мягкие губы приоткрылись, и тело принца моментально напряглось. Он знал совершенно точно, о чем она думает. И сам думал о том же самом.
Он поцеловал ее сегодня днем, надеясь немного ослабить почти неодолимое влечение, задушить настойчивые и нескромные помыслы, но эффект оказался прямо противоположный. С той минуты он не думал ни о чем другом, кроме нее.
Когда же он сможет наконец уложить ее в свою постель? И заняться с ней любовью?
Уж конечно, не сейчас и не здесь.
Сначала им пришлось проститься со всеми гостями, а на это ушло не меньше получаса. А потом, когда они уже направлялись к его лимузину, неизвестно откуда появилась госпожа Ранита и попросила захватить ее с собой.
Гвендолин внутренне застонала. Ее волновала мысль о долгой дороге домой наедине с принцем, но теперь поездка была безнадежно испорчена.
Все трое сели в ожидающий принца белый длинный автомобиль.
— Вы довольны, что мы уехали, миледи? — спросил принц, когда лимузин мягко отъехал от здания, где проходил прием.
— Да, я устала сегодня, — вздохнув, призналась Гвендолин.
Она весь вечер была не в своей тарелке, но пыталась заверить себя, будто все дело в новизне окружающего, непривычной еде, языке и обычаях. Но в глубине души понимала, что причиной головной боли были волнение и возбуждение. Ее тело горело, сердце билось часто-часто, как у пойманной птицы.
Все началось с того поцелуя. И ей сейчас больше всего хотелось, чтобы Нараян Бахадур закончил то, что начал тогда днем, впервые коснувшись губами ее губ.
Принц кинул и коротко улыбнулся.
— Трудно быть единственной иностранкой в толпе?
— О, я нередко посещала приемы, где была единственной иностранкой, но сегодня… сегодня, вынуждена признаться, чувствовала себя как-то по-другому…
— Потому что вы другая, — прервала ее госпожа Ранита. — Вы одеваетесь не как непальские женщины…
