— Я никуда не уйду, пока мы все не выясним.
— Что именно? — Виктория повернулась к нему с перекошенным от возмущения лицом. — Почему я показалась тебе более опытной, чем ты ожидал? Почему ты стал моим первым мужчиной? Почему я не хотела быть девственницей в первую брачную ночь? По-моему, ты все уже выяснил.
— Почему же ты не хотела быть девственницей?
— Я же не первая твоя женщина?
— Конечно нет.
— Вот именно.
Она опять отвернулась, сверкнув глазами. Мигель вгляделся в ее профиль: прямой нос, открытый гладкий лоб, нежные полные губы. В жизни она была намного красивее, чем в его воспоминаниях.
В нем снова разгоралось такое же сильное желание, как тогда в Париже. Она делала с ним что-то такое, чего не делала ни одна женщина прежде. Заставляла почувствовать себя живым и естественным, какой и была сама, что ли? До этого Мигель встречался с женщинами, но все его связи были кратковременны и мимолетны. Он видел притворство своих подружек, поэтому перестал доверять им.
Все же поступки Виктории были отражением порывов ее души и сердца. Но это отнюдь не означало, что он мог читать ее как открытую книгу. Ее непосредственность завораживала Мигеля. Ее следующий шаг нельзя было предугадать. Так же, как и образ, в котором она предстанет. Совсем недавно она была страстной любовницей и роковой женщиной, а теперь перед ним стояла принцесса изо льда. Показная отстраненность Виктории отнюдь не радовала Мигеля.
— Ты не должна была ложиться с мужчиной в постель, не сообщив ему, что ты девственница, — назидательно произнес он.
— Прости, я не знала, что мне следует сделать официальное заявление, — язвительно ответила она. — Спасибо. В следующий раз учту.
— Следующий раз уже не будет для тебя первым.
Виктория покраснела от такой вызывающей дерзости.
— Не могу поверить, что тебя волнуют мелочи, не имеющие никакого отношения к нашему разговору.
Мигель выругался себе под нос и схватил ее за руку.
— А я не могу поверить, что слышу это из твоих уст. Если бы твоя бабушка или дедушка…
Виктория попыталась освободить руку, но тщетно.
— Не впутывай сюда моих родственников! Ты их совсем не знаешь! — яростно бросила она.
Вместо того чтобы отпустить, Мигель притянул ее к себе так сильно, что их тела соприкоснулись, оживив в памяти Виктории воспоминания о произошедшем между ними той ночью.
Он нежно потрепал ее по щеке.
— Почему ты ушла прежде, чем я проснулся?
— Я же все объяснила, — сказала Виктория, отчаянно стараясь подавить гнев, не поддаться страху и тем более влечению. Мигель навсегда изменил ее восприятие, заставил чувствовать и хотеть вещи, не имеющие раньше для нее никакого значения.
— В записке.
— Я могла бы уйти, не оставив и ее.
— Ты поблагодарила меня за ночь, проведенную с тобой.
Виктория покраснела.
— Я написала, что оценила твой опыт и что ты идеальный партнер для моей первой ночи.
— И еще — как глубоко мне признательна. — Мигель прижался к ней сильнее. Она чувствовала биение его сердца, которое заставляло учащаться и ее пульс. — Признательна! — фыркнул он.
Внезапно Мигель наклонил голову и накрыл ее рот в поцелуе, успев прошептать:
— Ты заплатишь за это.
Поцелуй застал Викторию врасплох. Ярость, сжигавшая ее, почти мгновенно превратилась в чувство намного горячее и намного опаснее, чем самый сильный гнев. И она бессознательно прильнула к Мигелю, ощутив себя целиком и полностью принадлежащей ему. Он понял это и не удивился. Потому что, как опытный рыбак, только выжидал удобного момента, чтобы поймать ее в свои умело расставленные сети.
И как бы это ни казалось глупо, но Виктория была совсем не прочь попасться в эти сети, чтобы снова испытать мягкость его губ, неистовую страстность его прикосновений.
Мигель ослабил объятия. Виктория высвободилась и перевела дыхание. Огляделась вокруг, увидела через окно, что гостиная пуста.
— Все ушли в столовую, — растерянно пробормотала она.
— Мы должны присоединиться к ним, — заметил Мигель.
Мы… Как будто они были парой. Горько улыбнувшись, она покачала головой.
— Я не могу.
— Но ты должна. Ты же виновница торжества.
— Извинись за меня перед гостями. Скажи, что мне стало плохо, или придумай что-нибудь еще.
Мигель вызывающе рассмеялся.
— И не подумаю. Это вечер в твою честь. Мы обещали, что придем. Неужели ты разочаруешь бабушку Беатрис, наплюешь на этикет и правила гостеприимства в угоду своим слабостям?
Презрительный тон его голоса подействовал на нее как пощечина. Виктория вгляделась в его глаза и увидела в них лишь торжество победителя и безграничное высокомерие. В очередной раз она осознала, что ночь в Париже была всего лишь иллюзией. Мигель ни на секунду не принадлежал ей, это она превратилась в его собственность.
— Я не буду твоей женой, — твердо сказала Виктория. Столько дней она сражалась со своими эмоциями, и отнюдь не для того, чтобы мрачная реальность восторжествовала. — И если ты думаешь, что я стану изображать твою счастливую невесту, то глубоко заблуждаешься.
— Значит, твой эгоизм погубит все надежды Беатрис?
— О, бабушка переживет!
— Ты уверена? Она сильно болела последние несколько месяцев…
— Это не так.
Мигель насмешливо улыбнулся.
— Откуда ты знаешь, детка? Тебя же здесь не было.
— Не смей осуждать мои поступки или читать мне лекции! Ты здесь никто. Это мой дом и моя семья!
— Если ты такая преданная внучка, почему же не вернулась, когда Беатрис заболела? Почему не села в первый же самолет, когда все думали, что она может не выжить?
Сердце Виктории чуть было не остановилось. Мигель, должно быть, нарочно разыгрывает ее, пытается причинить ей боль?
— Это неправда!
— Она чуть было не умерла.
Его слова потрясли ее так глубоко, что на глазах снова выступили слезы.
— Ты преувеличиваешь.
— Мне бы этого хотелось. Но я говорю правду. Видишь ли, Вики… — начал Мигель, а она внутренне содрогнулась от того, как презрительно прозвучало в его устах это «Вики», — в отличие от тебя я и Уильям были здесь. Мы наняли медсестру и Джинни, потому что миссис Грифитс не справлялась одна, уговорили Беатрис пройти необходимое обследование и в дальнейшем выполнять все рекомендации врача. Но поскольку Уильям заключил выгодный контракт, твоя бабушка просила его не приезжать к ней часто. Я же навещал ее каждый день, сидел у ее кровати, когда ей становилось плохо или не с кем было поговорить.
