…Хорошее исполнение позволяет показать все грани таланта Моцарта. Божественна запись 1982 года, Дрезденская госкапелла и Лейпцигский хор радио, дирижер Петер Шрайер. Дирижер Герберт фон Караян неровен, противоречив. Чудовищно звучит версия от 1963 года, с Вильмой Липп (сопрано). А поздняя работа Караяна с Венской филармонией так хороша, что дух захватывает, невероятная экспрессия, тончайшее понимание нюансов…
…Воровать противно. И непривычно, он же не вшивый карманник, в натуре! К тому же пальцы почти не гнутся. Кажется, еще миг – и девушка поймет, что молния сумки расстегнута. Или пассажиры битком набитого вагона метро заметят его руку, осторожно исследующую потайные кармашки и извлекающую в конце концов пластиковый пропуск…
… – Говори, сука, кто тебя послал?! Что здесь тебе надо?
«Быков» двое. Если бы не шрам на щеке одного из пацанов – век воли не видать, родные братья. Одинаковые широкие фигуры, бритые головы, квадратные подбородки. Они бьют его по очереди.
Тот, который без шрама.
А теперь этот, с бледной вертикальной полосой на щетинистой коже.
Очередной удар отзывается в теле глухой болью. Моцарт выныривает из наплывающих волн мыслей и отчетливо понимает, где находится. В какой-то комнате этого проклятого заведения, ошибочно принятого за кабак.
Здесь, у особняка, окруженного высоким забором, джип Андрея Захарова едва притормозил. Секунда – и ворота автоматически отъехали вправо, а потом бесшумно закрылись. Сопровождавшая джип неприметная иномарка развернулась и исчезла.
Наблюдавший за этими маневрами от ближайшего перекрестка Моцарт порадовался, что не повернул на съезд с дороги, где его слежку могли бы обнаружить. Предусмотрительно проехал еще чуть вперед, к парковке у обочины, оставил там машину. И, подумав, что Андрей явно задержится в этом доме (иначе машина с охраной дождалась бы его снаружи), решил осмотреться.
Особняк находился в глубине сквера. Наверное, летом здесь можно было встретить влюбленные парочки или соображающих «на троих» в тени мужиков. Но теперь занесенный сугробами сквер с черными скелетами чахлых деревьев выглядел мрачным и малолюдным. Впрочем, какой-то парень все же промчался мимо, явно укорачивая путь к станции метро. Осмелев, Моцарт тоже решил пройти по протоптанной вдоль забора тропинке.
Саксофон умело импровизирует джазовую композицию. Доносятся манящие запахи хорошо приготовленной еды.
«Кабак», – решил Моцарт, обогнул здание и спрятался за раскидистой елью.
Из укрытия отчетливо виднелся еще один вход. Вскоре к нему подошел мужчина, одетый в неброскую темно-синюю куртку. Поставив свой обшарпанный чемоданчик, похоже, с инструментами, на землю, он похлопал себя по карманам. Извлек какой-то предмет, приложил его к двери. Раздался щелчок, мужчина нажал на ручку и торопливо прошел за ограждение.
«Похоже, это вход для персонала. Мужик выглядит как простой работяга, – думал Моцарт, наблюдая за появившейся в сквере девушкой в яркой оранжевой шубке. – Вот был бы у меня такой пропуск».
Пропуск-то появился. Но ни к чему хорошему это не привело…
– А ты хлипкий! Не, Витек, бить не надо, и так еле дышит. Давай воды!
Лицо полоснула ледяная влажная пощечина, воздух резко закончился. Моцарту очень хотелось откашляться и высморкаться. Задыхаясь, он кашлянул, и новый вихрь боли взметнулся в животе, в груди.
– Откуда наша карточка у тебя?!
Моцарт с трудом разлепил заплывшие от ударов глаза и насмешливо посмотрел на стоявших напротив крепких пацанов. Хреновые в этом заведении «быки», ни черта допрашивать не умеют. Кто же так тупо дубасит со всей дури? Вон, они уже все в мыле. Устали, едва на ногах стоят. А ему-то, конечно, больно. Но еще не настолько, чтобы на стенку лезть, ничего не соображать и сказать все, что угодно, лишь бы отвяли. Если бы «быки» действовали по уму – может, тогда и очумел бы от боли, и все про Захарова рассказал. А так – нет, и терпеть еще можно, и сознание отрубается, хоть какой да отдых, передышка.
«И потом, не будут же они меня здесь мочить. Даже если с глушилой. Тут не закопаешь, центр. Опять-таки, с трупом по городу мотаться – риск конкретный. Я бы при таком раскладе отвез парнишу в лесочек и уж там мочканул, – подумал Моцарт и напряг примотанные к спинке стула руки. Веревка держалась многообещающе некрепко. – А если повезут куда, это же шанс ноги сделать. Буду молчать, а вдруг еще не конец?»
– Карточка откуда?! – снова заорал пацан со шрамом. И – Моцарт скосил глаза на поднесенный к лицу кулак – с парафином под кожей.
– Ну, украл.
– У кого?
– Баба вышла, в оранжевой шубе, у нее из сумки стибрил, – пробормотал Моцарт, пытаясь освободить руки и прикидывая, что потом можно будет резко выхватить волыну из кобуры «быка». – Она в метро пошла, я пристроился следом.
– А на чердак зачем полез? – уже более миролюбиво поинтересовался «бык».
– Так эти, ваши… Не успел в дом войти, подходят: кто, к кому? Я и ляпнул: «Крышу чинить». Инструмент из машины своей заранее взял, типа работяга. Сюда такой заходил уже, я видел, – веревка, чтоб ее, чуть ослабила хватку, но вытащить хотя бы одну руку не позволяла. – Короче, сказали мне, как пройти. Только поднялся, слышу – бегут по мою душу.
– Это мы уже знаем. И как ты через шахту вентиляционную тикал, всю музыку, – «бык» отчего-то заржал, – плеером своим испортил. Но ты ближе к телу, – его кулак резко ударил Моцарта по печени. – Кто послал? Зачем? На кого работаешь, ублюдок?!
«Если бы знать, куда попал, я бы сбрехал, – морщась от боли, подумал Моцарт. – Но тут, конечно, не кабак. Кабаки, даже дорогие, так не охраняют. Какой же я кретин! Я-то думал: осмотрюсь, затихарюсь, пальну да ноги сделаю. Место здесь тихое, но центр в двух шагах, а там толпень, ищи-свищи. Не вышло… Как все на свободе изменилось…»
«Быки» отошли чуть в сторону, о чем-то посовещались. Потом в руке пацана со шрамом появились плоскогубцы.
– Заболтались мы тут с тобой. Все сейчас расскажешь? Или после? Если после, то пасть раззявь!
Улыбаться распухшими окровавленными губами больно. Но идиотская ухмылка все-таки появилась на лице Моцарта.
– Стоматологи, блин, – расхохотался он. – А мне только зубы подправили. Две бабы симпатичные старались, лежишь себе в кресле, кайфуешь.
– Сейчас ты и у нас закайфуешь! Пасть раззявь, или тебе помочь?
Решение возникло мгновенно. Во всяком случае, оно позволит на секунду освободить руки. А там – или пан, или пропал.
– Мужики, зубов жалко, – простонал Моцарт и даже попытался изобразить испуг на окровавленной разбитой физиономии. – Все скажу. Через час у меня стрелка на Тверской. С кем имею дело – сам не знаю, в натуре. Назвался Витей. А мог бы Петей или Колей. По роже пацана видно – врал-заливался. Тут у вас бабы шастают. Без «крыши» работаете, наверное. Или «крышевых» ваших скинуть хотят. Через час мы с этим Витей перетереть должны. Бабки конкретные дал, а обещал еще больше. По мне работенка. Я в бригаде Героина был. Слышали про такого? Не могли не слышать, пол-Москвы положил. Мы там все отмороженные. Только вы слишком шустрыми оказались. А сейчас плоскогубцы положь. Положь и с бригадиром своим перетри!
