– Детка, – колотя в дверь, соблазнительным голосом промурлыкал Малышевский. – Мы же с тобой договаривались! Открой, и все будет тики-так!
Дура была эта детка. Не хотела впускать гениального писателя. Ну, так просто этого оставлять нельзя!
Малышевский со всего размаха заехал по двери ногой.
От резкой боли потемнело в глазах. Парик предательски сполз, но Малышевского это уже не волновало. Сев на пол, он гладил ушибленную конечность и заливался слезами.
А потом дверь приемной распахнулась…
Глава 7
День Карла Фаберже самым пресквернейшим образом был омрачен разговором с сыскной полицией. Ювелиру пришлось долго пояснять по случаю, начинавшемуся вполне безвинно, но оказавшемуся впоследствии на редкость неприятным.
А дело обстояло так. Ранним утром в магазине на Большой Морской появился хорошо одетый господин. В роскошной енотовой шубе, солидный, сразу делалось понятно: не анархист, не бомбист (упаси боже!), а достойнейший богатый покупатель. Приказчики бросились показывать ему изделия. Господин выбрал много вещей, но оказалось, что денег для расчета при нем находится недостаточно. Он дал триста рублей, пообещал принести вскорости еще полторы тысячи. Оставил в магазине слугу, забрал шкатулки с изделиями и исчез. По прошествии нескольких часов приказчики не могли уже более не обращать внимания на исходивший от слуги тяжелый дух. А когда вдобавок заприметили грязную шею да черные ногти неприятного малого, заподозрили неладное и дали знать в полицию. «Слуга» с перепугу сразу же во всем сыскным сознался. И поведал, что был нанят за три рубля, переоделся в приготовленное для него форменное платье, после чего прошествовал вслед за «господином» в магазин. Работы постоянной не имеет, нанимается в сезон грузчиком, а когда нет на рынке нужды в переноске товаров, и вовсе христарадничает…
Настроение у Карла в связи со злополучной кражей было ужаснейшим. Закончив диктовать полицейским про украденные изделия, Фаберже выбранил приказчиков, пригрозил лишить их жалованья и направился в свой кабинет.
Многочисленные дела фирмы требовали безотлагательного внимания…
Он попытался заняться письмами, поступившими из отделений, открытых в Москве, Одессе и Лондоне. Особенно тревожил Лондон. Там решительнейшим образом требовали ставить на изделия местное клеймо. Но как ставить? Изделия ведь выпускаются и небольшие, и очень хрупкие, даже свой знак не на каждой вещи оставить можно.
Но потом мысли все равно вернулись к ловкому мошеннику.
Найдут подлеца? Или ускользнет, останется безнаказанным?
«Не столько из-за убытков расстройство, – вздохнул Карл, откладывая бумаги. – Какая брошь красивая пропала с алмазами! И золоченый флакон для духов, и бонбоньерка, расписанная эмалями. Такие изделия – и в недобрых руках, вот что обидно!»
Он удивился, завидев входящего в кабинет Франсуа Бирбаума, главного художника фирмы.
Всегда со щегольской бабочкой, в белоснежнейшей сорочке, с аккуратно причесанными волосами, при знакомстве Бирбаум произвел скорее неприятное впечатление своим излишним уж фатовством. Но скоро прекрасная работа нового художника на фирме позволила со спокойным сердцем доверять ему всю художественную часть. Черные блестящие глаза Бирбаума, казалось, разом видели сотни будущих изделий, и для простоватого московского клиента, и для привередливого лондонского. Художник всегда справлялся с делами сам, и если он пришел, означать такой визит может только одно – новые неприятности.
– А, опять?! – воскликнул Карл, посмотрев на эскизы, которые Франсуа выложил перед ним на стол. – Да закончится это когда-нибудь или нет?!
Рисунки, выполненные неумелой рукой императрицы Александры Федоровны, выглядели нелепо. Ни один мастер по ним не смог бы точно понять ни внешний вид изготавливаемого изделия, ни материалы, надлежащие использовать в работе. Вдобавок императрица всегда считала необходимым выполнить смету расходов и указать окончательную цену, которую фирма получит за исполнение заказа. За эту сумму – Карл быстро провел в уме необходимые вычисления – в лучшем случае можно изготовить только застежку эмалированной заколки с алмазами-кабошонами. И то если речь идет о золоте. А коли платина – по рисункам императрицы понять материал сложно, – то и застежки даже не выполнить.
– Поступим как обычно, – он взял перо и стал переправлять эскиз. – Идею возьмем за основу, исполним в обычной нашей изящной манере. Ежели у Александры Федоровны замечания возникнут, попросим извинить, скажем, что ее рисунок утеряли.
– А сумма? – нервно поинтересовался Бирбаум.
– По воле императрицы.
– Так в убыток же! – возмутился художник, раздраженно подергивая усы. – Ох, господин Фаберже, убыток же будет!
Карл грустно улыбнулся, представив, что сказал бы Франсуа, доведайся он о недавних фокусах Кабинета министров.
Большинство заказов поступало именно через Кабинет. Сервизы, часы, табакерки и портсигары, рамы для фотографических карточек, запонки, булавки для галстуков… Всего и не перечислить! Подарков от имени государя преподносится великое множество, роскошных и скромных, иностранным послам и родственникам. Всем этим Кабинет ведает и расчет осуществляет. И вот стало вдруг так выходить, что перестали нравиться эскизы от поставщика высочайшего двора, то один рисунок Фаберже отклонят, то другой. Что же придумали хитрецы?! Не сгодившиеся якобы эскизы стали на менее известные фирмы передавать, чтобы по ним другие мастерские работы делали. Конечно, так дешевле выходит, если фирма своих художников не держит. А может, и не дешевизны Кабинет ищет. Внешне-то подарок – как от Фаберже для тех, кто тонкостей ювелирного дела не знает. Может, и воруют, а разницу в ценах себе оставляют, кто же признается… Но жалобы подавать теперь не время. Война, государь в заботах, армия и флот терпят одно сокрушительное поражение за другим.
Боже, царя возьми!
Нам он не нужен,
В лоб он контужен японцами!
Карл поморщился от этой грянувшей в сознании паскудной песни. Так горланила толпа студентов, проходивших по Большой Морской. Примечательно, что среди распевавших была замечена даже одна барышня с остриженными волосами. Но мало того, что переложили на гнуснейший манер «Боже, царя храни». Газеты приносили и более печальные вести. Эти анархисты, оказывается, не таясь шлют в Японию телеграммы, выражающие радость от поражения русских войск! Откуда взялось только непонятное это бунтарство в молодых людях…
– Карл Густавович, – Франсуа робко кашлянул в кулак. – И еще одна новость у меня, не ведаю, как и сказать… Дали нам знать, что к Страстной неделе обычные подарки для вдовствующей императрицы Марии Федоровны и для императрицы Александры Федоровны представить следует.
Потом.
Решение не предлагать императору пасхальные яйца, пока идет война, является верным. В казне-то пусто, хоть шаром покати.
Но все мысли об этом потом.
